В тот день часы пошли назад. Именно тогда я решил его убить.
Я играл в футбол с Барри Моссманом, Беном Симпсоном и Карлом Хеджли. Это мои школьные друзья. Гэвин Лэтам тоже должен был прийти, но мама повела его стричься. Мы гоняли мяч в парке у кладбища. Тупо били угловые и одиннадцатиметровые. Нормально-то вчетвером не поиграешь.
Потом стемнело, и мяч стало еле видно. Я сказал Барри, что лучше бы он сегодня взял белый. И мы разошлись по домам. Обычно я езжу на велике, но в тот день у меня была спущена шина. Всю дорогу до дома я стучал мячом об землю. Набил триста восемьдесят семь раз. Шел и считал. Несколько раз чуть не сдался, но так идти было веселее, все какое-то занятие.
Я обошел дом, вошел в ворота и оказался у задней двери. Мама всегда оставляет ее открытой, когда я гуляю. Не успел открыть, как что-то услышал. Плач. Громкий плач, такой иногда по телику можно услышать. Сначала я подумал, что, может, это и есть телик. Положил мяч возле мусорного ведра с педалью, прошел в гостиную и заглянул внутрь. Телик был выключен. Черный экран. И никого.
Я прислушался. Плач доносился со второго этажа. Голос чем-то напоминал мамин, но звучал странно, то затихал, то через секунду начинал нарастать, будто кто-то крутил туда-сюда ручку громкости. Я медленно пошел наверх. На цыпочках подкрался к двери комнаты и прислушался. Вот откуда шел звук. Точно мама. От ее плача в животе выросла воздушная яма, как когда катаешься на американских горках. Кажется, я понял, что произошло. Но надеялся, что ошибаюсь. Нужно было все выяснить. Я набрал в легкие воздуха и повернул ручку.
Заперто.
С чего ей понадобилось запирать дверь спальни?
Я постучал.
– Мам.
Она не услышала, так громко плакала.
– Мам, это Дэнни! Что случилось? – проорал я.
Плач тут же стих.
– Иди вниз, Дэнни! – крикнула она. Ее голос напугал меня даже сильнее, чем слезы.
– Мам, ты норм?
Идиотский вопрос.
– Да.
Идиотский ответ.
Знамо дело, она обманывала. Когда все в порядке, не будешь так реветь. Только если по телику показали что-то реально грустное. Или кто-то умер. Человек или, там, домашнее животное.
– Ты поранилась?
– Дэнни, прошу, уходи.
Может, я и хотел уйти.
Но нет.
– Что случилось?
– Ничего.
Я знал: что-то произошло. Даже тряпка какая-нибудь так не плачет, а мама моя вообще не из таких. Я видел, как она однажды заорала на мужика в супермаркете. В отделе чипсов. У него татуха была на всю лысую башку. Он с силой толкнул мамину тележку и даже не извинился, только взглядом ее смерил. Она закричала на него, скрестив руки на груди. Не спасовала. Я капец как ей гордился.
– Чаю хочешь, мам?
Не помню, чтобы она хоть раз в жизни отказалась от чашки чая.
– Нет.
Подозрительно.
– Где Каллум?
Я услышал смешок. Так смеются те, кому совсем не смешно.
– А ты как думаешь? – сказала мама.
Я знал ответ.
– Позвонить тете Тине?
– Нет.
– Дяде Грегу?
– Нет.
– Может, дяде Мартину?
– Нет! – еще громче крикнула мама. – Я хочу, чтобы ты ушел.
И снова заплакала.
Я только хотел узнать, что стряслось, и все. Но она моя мама, так что я послушался. Спустился на первый этаж и включил телик. Надеялся посмотреть футбол, но так и не нашел его ни на одном канале. Чисто невезучий день, футбольные матчи ведь постоянно где-то показывают. Наткнулся на программу про львов. Обожаю львов. Они дрались на экране. Я сделал погромче. Рев заглушал мамин плач.
Пора было пить чай. Но никакого чая не было в помине. Впервые у нас такое. За всю жизнь. Мама мне всегда чай делает, даже когда простыла или перебрала красного вина. Но в тот день я даже был рад, что чай не готов. Не испытывал ни капли голода. Нельзя есть, когда внутри все сжалось как кулак. Когда понятия не имеешь, что с твоей мамой.
