— У меня ружье! И я буду
стрелять!
Приходилось кричать так громко, как
я была в состоянии делать, чтобы только перекричать истеричный и
надрывный лай моих верных псов…
…И чтобы эта тень услышала!
Тень, которая скользила от окна до
окна, выглядела такой огромной, что загораживала собой рассеянный
свет луны и заставляла меня содрогаться от ужаса в попытках понять,
что я могу сделать, чтобы защитить себя!
Не было слышно ни звука шагов, ни
шороха ветра.
Словно сама природа замерла и
прислушалась.
Можно было бы подумать, что мне
всего лишь кажется это все, если бы не приглушенный смех, который я
слышала, отчего волосы вставали дыбом, а зубы стучали друг о
друга.
Мужской смех.
Низкий, обволакивающий, вязкий,
словно туман, который ползет из леса густой, беспроглядной пеленой,
заставляя зябко кутаться в теплый плед. И спешить скорее к огню,
чтобы согреться и успокоить свою душу от мыслей о том, что и кто
может прятаться за его рассеянной дымкой.
Он забавлялся со мной.
Играл, подбираясь все ближе и ближе,
и словно чувствовал, насколько я беспомощна перед ним, как бы ни
храбрилась и ни цеплялась за охотничье ружье отца, сжимая его до
ломоты в пальцах.
— В последний раз предупреждаю! —
снова крикнула я, вздрагивая всем телом оттого, что тень скользнула
у последнего окна нашего большого, просторного дома, и с холодным
ужасом понимая, что теперь остался ровно один поворот. Всего один
угол, который этой тени стоит преодолеть, чтобы найти входную
дверь.
И пусть она была надежно закрыта на
засов, у меня не было уверенности в том, что это поможет мне.
На самом деле я не в первый раз
оставалась одна, но никогда еще мне не было настолько страшно!
Никогда еще не было этого
удушливого, щемящего ощущения, словно я попала на полном серьезе в
фильм ужасов, где за стенами бродит самый настоящий маньяк.
И сколько бы я от него ни убегала и
как бы ни пряталась, он все равно найдет меня!
Впервые дом перестал быть моей
нерушимой крепостью и центром добра и тепла, где меня не страшило
совершенно ничего.
Впервые окружающий наш дом лес стал
чем-то страшным и загадочным, храня тайны, которые было лучше не
знать, чтобы продолжать спокойно жить.
Тень снова рассмеялась приглушенно и
хрипло, опьяняя баритоном и словно заманивая в ловушку своей
бархатной мягкостью, когда я отчетливо понимала, что даже у волка
изумительная, мягкая и теплая шерсть, но ведь и она не сделает его
клыки менее устрашающими и смертельно опасными.
— Ведь ты сама позвала меня,
глупая.
— Я вас не знаю! И никуда не
звала!
Оттого что его приглушенный смех,
слегка хрипящий, но все равно такой по-мужски притягательный в
своей силе и глубине, раздался уже совсем близко, а порог скрипнул,
меня бросило в холодный пот и во рту пересохло.
Ну вот и все!
Он у двери!
Было жуткое, совершенно необъяснимое
чувство, что меня не спасет ни засов, ни дверь, ни ружье, как бы
устрашающе я им ни целилась, надеясь лишь на то, что он не увидит,
как неловко я его держу.
— Уходите прочь!
Он снова рассмеялся, заставляя меня
поежиться и покоситься на странное поведение моих четвероногих
друзей, которые хоть и лаяли, но при этом поджимали хвосты и не
бросались вперед, как это было раньше и, к сожалению, далеко не
единожды.
Словно даже мои псы ощущали что-то
таинственное, ужасающее и давящее на психику с появлением этой
тени, что ощущала и я слишком отчетливо, чтобы не обращать на это
внимания, но боясь вдаваться в подробности.
Легко нападать на того, кто
беззащитен перед миром…
Жаль, что человеческая сущность была
настолько низкая и подлая, что этим не пользовался разве что
ленивый…
Не нужно было обладать блестящим
умом, чтобы прийти к девушке, которая осталась одна в большом доме
со странным маленьким мальчиком и двумя собаками, ожидая от нее
благосклонности.
