Смаргиваю ненужные слезы и делаю
глубокий вдох, безнадежно замерев посреди нашей спальни. Руки до
сих пор трясутся, и я не в силах унять дрожь, потому что даже стоя
в этой комнате, слышу, как из кухни доносится проклятое женское
хихиканье.
Смех чужой женщины не выходит у меня
из головы, а перед глазами до сих пор стоит кадр, как она наминает
наманикюренными пальчиками член моего мужа. Но это не ревность.
Нет. Меня вообще не должно задевать подобное, а тем более причинять
боль. Однако почему-то причиняет. Или может, это стонет задетое
женское эго, которое весь вечер подначивали насмешливые
взгляды.
Я даже не помню, когда мой муж
прикасался ко мне как к женщине. Хотя пару раз, не в силах
справиться с гормональными перебоями или отчаянием, я даже
демонстрировала ему свое желание. Ведь он не трогал меня даже
тогда, когда я надевала самое красивое белье…
С тех самых пор, как потерял ко мне
интерес, а именно в тот момент, когда попытки зачать наследника
исчерпали мужское терпение. И я молю бога, чтобы этот мужчина
никогда не узнал о том, что я регулярно принимала
противозачаточные. Но делала это лишь потому, что не желала, чтобы
ни в чем неповинный ребенок жил в такой же клетке, в которой теперь
приходится жить мне.
Наш супружеский союз далек от
понятия «долго и счастливо». Это всего лишь выгодная сделка моего
отца, не более. Я привыкла к тому, что мое мнение никто и никогда
не слышал, да собственно и не хотел слышать. Вот только я никогда
не смирюсь и не соглашусь жить в неуважении, никогда не позволю
унижать меня прилюдно. И до недавнего времени мне это
удавалось.
Андрей Князев – мой муж и тиран в
одном лице, и за последний год он стал слишком часто
демонстрировать свою истинную сущность. Однако то, что произошло
сегодня, уже переходит все границы.
Как же хочется закричать во все
горло от той несправедливости, что окружает меня. Я не живу, а
существую. И от всего происходящего меня начинает съедать
невозможная усталость, что и порождает полное безразличие к
собственному будущему.
«А оно у меня есть?» — мысленно
усмехаюсь я, только на душе становится еще тоскливей.
Мне осточертела жизнь с этим
человеком. Осточертел этот гребаный брак. Но я не могу ничего
изменить. И самое ужасное, выход из всего этого кошмара только
один… Но он есть. Мне просто нужно быть терпеливой.
— Что ты устроила? — внезапно гремит
за моей спиной суровый голос мужа, вынуждая меня вздрогнуть и
обернуться. Только сердце начинает биться чаще не от этого, а от
того, как обманчиво спокойно он закрывает за собой дверь. И я бы
поверила в это гребаное спокойствие, если бы не бешеные злобные
глаза Андрея, которые буквально кричат мне об обратном. Они
буквально расстреливают на месте. Но я устала бояться своего
супруга.
— Не собираюсь обслуживать в своем
доме шлюх, — говорю уверенно и четко, глядя в эти проклятые черные
зрачки, что уже затягивают последние золотые вкрапления карей
радужки.
— У меня была важная сделка, — он
раздраженно жестикулирует перед моим лицом, широкими шагами
оттесняя меня к стене. — Напомнить твою обязанность? Тебе всего
лишь надо было вести себя как гребаная примерная хозяйка!
— Примерная хозяйка? — слишком резко
вылетает из моей распирающей от возмущения груди. — Я твоя жена,
Князев! Жена, мать твою! И не намерена обслуживать твоих дружков и
смотреть, как эта дрянь наминает под столом твой член! Все это
видели! — сама делаю шаг навстречу, неразумно позволив себе
поддаться эмоциям. — Я не позволю. Не позволю, слышишь?! Я твоя
жена, а ты будешь меня уважать, если хочешь в ответ того же! И пока
я в этом доме хозяйка, шлюх ты будешь выгуливать на стороне...
Звонкая пощечина заставляет меня
пошатнуться, но крепкая хватка на шее не дает рухнуть на пол.
Секунда, две, три… Моргаю, но жжение на щеке ни капли не стихает,
напротив, распространяется слишком быстро, завладевая мной изнутри,
поднимаясь в горло, нос… глаза, прежде чем меня приводит в чувство
обжигающее раскаленное дыхание мужа.
