В подводном дворце Левиафана атмосфера была накалена до предела. Придворные понимали: если родится здоровый наследник, будет праздник. Если повторится трагедия пятилетней давности, из них просто сделают кушанье для поминального стола.
Витые колонны из черного коралла мерцали бледным светом, который старательно излучали редкие виды сияющих медуз. Все ждали и изредка поглядывали в сторону массивного трона. Там, в тени, возвышался сам Повелитель. Плавники дрожали у всех присутствующих. Для придворной свиты и министров он был не просто правителем, а самой стихией.
Старый Скат-казначей скользил взглядом по массивным лапам Левиафана с перепонками и когтями, похожими на зазубренные гарпуны. Казалось, одним движением он может распороть любого, как старую сеть.
Русалки-помощницы, стройные и бледные, украдкой обменивались взглядами: их пугали светящиеся глаза властелина. Они напоминали им маяки, только не те, что ведут корабли в гавань, а те, что зовут на погибель.
Морской окунь, юркий советник по внутренним делам, изо всех сил старался казаться невозмутимым, но сам себе признавался: когда Левиафан расправлял свои огромные крылья-плавники, заслоняя собой всё вокруг, казалось, что наступает вечная ночь.
Гигантский Лобстер-юрист всегда позволял себе ехидные реплики, понимая что панцирь защитит его от недружественных нападок коллег. Но теперь он тупо молчал, опустив глаза, и чуть прикрыв их клешнями. Он видел только массивный хвост Повелителя, испещренный шрамами от кораллов и застрявшими кое-где в чешуе обрывками сетей. Люди пытались его поймать, но Левиафан всегда возвращался.
У старого Кальмара-секретаря чернила просачивались сквозь изношенный за годы службы мешок. Такое случалось крайне редко, когда он ощущал чрезмерную опасность.
Даже Угорь – обстоятельный начальник стражи, обычно холодный и молчаливый, скручивался кольцами то в одной, то в другой плоскости, не находя себе места.
Они видели в Левиафане не просто чудовище и не просто царя. Для них он был воплощением самого океана – бесконечного, тяжёлого, неумолимого. И каждый думал: если он захочет, мы все исчезнем, как песчинка в волне.
Великий Левиафан восседал на своем троне и старался казаться спокойным. О волнении говорило лишь не всегда ровное дыхание и тщательно скрываемые вздохи. Его великолепная супруга корчилась в родовых муках уже пять часов.
Придворные знали: если снова родится мёртвый плод, Левиафан сорвет на них свою ярость. Но умирать никто не хотел.
– Может… может, мы предложим ему новое подношение? – шептал Кальмар-секретарь, выпуская тонкую струю чернил.
– Какое подношение? – нервно икнул Морской окунь. – У тебя еще что-то осталось? Мы и так отдали все стаи сельди на его пир.
– А если людей? – прошипел Угорь. – Затопить корабль, принести ему капитана, еще теплого. Пусть его кровь станет жертвой.
– Думаешь, это поможет? – усатый Сом мотнул головой. – Его ярость не насытить.
Каждый думал о побеге. Окунь прикидывал, можно ли уплыть на мелководье и спрятаться среди рифов. Кальмар рассматривал щели между колонн – вдруг удастся протиснуться? Сом твердил себе, что в мутной реке его не найдут, и надо плыть туда, если что. А Угорь мысленно представлял себе карту узких тёмных тоннелей, которыми славился дворец. Он хорошо знал территорию и думал, по какому пути легче всего будет пробраться к бездне.
Но все знали – от Левиафана не сбежать. Его глаза видят сквозь толщу воды, а уши слышат биение любого сердца. Они тряслись и молча ждали. Ждали, что появится: наследник или приговор.
