Глава 1
Слабый золотисто-розовый отблеск на горизонте, наконец,
возвестил о начале нового дня. Ночная мгла постепенно отступала и
могущественная Никта (1), следуя порядку, установленному с
начала времен, уходила, а в свои права вступал Светлый
Аполлон, чья колесница, запряженная четверкой огнедышащих коней,
двигаясь с востока, с каждым мгновением становясь все ближе и
ближе.
Но если у богов были свои дела, порой непостижимые для
понимания смертных, то у Тита Абруция Севериана старшего
трибуна 3-его легиона Киренаика(2) были собственные заботы, вполне
для него понятные. За последние сутки, он спал всего
несколько часов, и теперь накопившаяся усталость, усугубленная
постоянной тревогой и переживаниями, давала о себе знать. По
настоянию своего верного раба Афибана, сопровождающего его всегда и
везде, Севериан прилёг на узкую жесткую койку и проспал, как
убитый почти до рассвета.
Разбудило его смутное, неясное и вместе с тем острое
чувство тревоги. Тит резко поднялся с койки, и в то же мгновение
пробудился Афибан, спавший на низком топчане возле входа в каюту,
словно сторожевой пёс. Он - этот смуглый нумидиец, уже поседевший,
но все еще очень крепкий и ловкий в движениях, действительно был
навроде сторожевого пса – верный, преданный и беспощадный к врагам
своего хозяина, готовый, если придётся отдать за господина и жизнь.
Афибан, также верно служил ещё отцу Тита и был рядом с нынешним
трибуном, едва ли ни с самого его рождения. И сейчас, когда Тит
Севериан давно возмужал, когда ему было уже за тридцать, Афибан
по-прежнему, всюду сопровождал его.
- Господин? – нумидиец вопрошающе взглянул на Тита Севериана,
приподнявшись на одном локте.
- Спи, Афибан, - произнёс молодой трибун тихо и успокаивающе. – Я
на палубу, посмотрю, что там.
Одевать доспехи и шлем Тит Севериан не стал, поскольку в этом
сейчас необходимости не было. В полном вооружении на корабле были,
лишь солдаты, заступающие на караул. Поверх темно-коричневой
кожаной туники, он накинул короткий плащ из грубой галльской шерсти
и вышел на палубу. По обеим сторонам от входа застыли
по стойке смирно двое караульных. Они приветствовали трибуна,
каждый, прижав левую руку к пластинам нагрудного панциря и наклонив
копья вперед и под углом.
Тит Севериан поднялся на деревянный помост, возведенный прямо на
палубе гексеры (3) и глянул в сторону горизонта. Потом, взгляд его,
полный сосредоточенности и некоторого беспокойства, которое он
тщательно старался скрыть от подчиненных, скользнул по
сторонам. Отсюда, с высоты помоста он видел все корабли своей
маленькой флотилии. Четыре триремы(4) и две быстроходные актуарии
(5). Правильнее было бы сказать - все оставшиеся корабли. Еще вчера
их было восемь, а позавчера двенадцать…
Что и говорить, этот поход, должно быть, стал
неугоден самим богам. Цезарь Октавиан, божественный
Август, приказал снарядить флот и собрать армию для военной
экспедиции в Счастливую Аравию, дабы пригнуть под римское
господство дерзких сабейцев, хадрамаутов и химъяритов (6).
Рим, уже давно нуждался в выходе через Эритрейское море
(7) к далекой богатой Индии. Да и сама Счастливая
Аравия, была для Империи лакомым куском, который не должен был
достаться Парфии и без того, закрывшей Риму путь на Восток. Об этом
не уставали вести обсуждения в Сенате, говорить в термах, на
торговых площадях и на Форуме. Римские торговцы спали и видели
открытые караванные дороги через Междуречье и Иран, через Пальмиру
и Сабу к далеким странам индусов и Серов (8), откуда
беспрепятственно, без посредников парфян, персов и арабов потекут в
Империю невиданные богатства: шелка, пряности, золото и жемчуг,
драгоценные камни и рабы. Но если, караванные пути
через Междуречье и Иран закрывала могущественная Парфия,
война с которой была бы долгой и мучительной, и требовала
более длительной и более тщательной подготовки, то покорение
сабейцев и хадрамаутов, представлялось римлянам делом значительно
более простым. Победа над ними, уже, открывала
