Июнь 1991 года. За 30 лет
до…
Подперев щеки кулачками, Саша
наблюдал за крохотной птичкой, прыгавшей по толстой ветке за окном.
Повадками птичка напоминала воробья, но сияла на солнце как
настоящий попугай, переливаясь диковинным пепельно-ржавым
оперением. Раздув красную грудку, она затрясла огненным хвостом,
превратив его в крохотное пламя.
– Го-ри-хвост-ка, – тихо проговорил
Саша, не догадываясь даже, что точно угадал ее название.
Птица будто услышала его, посмотрела
на него боком, по-птичьи и, задрав белолобую головку, выдала в
вечерний зной знакомый тревожный перелив.
Так вот кто будил его по утрам.
Чувствуя обнаженными коленями холод
батареи, Саша сидел на тумбочке, придвинутой к подоконнику, словно
затаившийся охотник, но предметом его интереса была отнюдь не
птица. Он ждал, когда затихнут шаги в коридоре. На его беду шаги
затихли прямо за его спиной.
– Ты что! – прозвенел возмущенный
голосок.
Мальчик мгновенно обернулся.
За кроватями, в дверном проеме
стояла девочка. На пухлых щеках горел матерый загар, в
округлившихся карих глазах сияло заходящее солнце.
– Тебе нельзя его надевать!
– Почему? – Саша проследил за ее
возмущенным взглядом и тронул перебинтованными пальцами тесемку под
подбородком.
– Это только для тех, у кого день
рождения!
По правде говоря, ему самому это не
нравилось. Полчаса назад Ирина Петровна вручила ему дурацкий колпак
из цветной бумаги, велела надеть и идти на спортплощадку.
Сегодняшняя суббота оказалась богатой на дни рождения. Во всем
лагере сразу у троих, включая Сашу. Ему достался самый потрёпанный
колпак, обклеенный выцветшей розовой бумагой и усеянный
почерневшими от времени серебряными блестками.
– У меня сегодня день рождения.
– У тебя?! Сегодня?! – девочка
быстро и как-то по-рыбьи, не поворачивая головы, оглядела спальную
комнату четвертой группы и снова посмотрела на него.
Саша увидел, как взгляд ее широко
расставленных глаз теплеет. Он знал, что причина в его ясных
красивых глазах. Они нравились людям. Особенно когда он смеялся или
как сейчас – приподнимал брови, пытаясь понять, что у других на
уме.
– Сегодня.
– Почему тогда ты здесь один?
Саша задумался. Наверное, дело в
колпаке. Конечно, можно было его снять и пойти ко всем на
спортивную площадку, куда родители другого именинника Алика
выгрузили целый кузов угощений, включая невиданный им белый
шоколад. Но Саша знал – где-то там среди всех Ирина Петровна,
которая тут же вспомнит о нем и заставит надеть идиотский колпак.
Все это было сложно объяснить десятилетней девочке, и Саша просто
пожал плечами.
– И сколько тебе лет?
– Девять, – Саша снова приподнял
брови – привычка, унаследованная от матери, которой он никогда не
видел.
– Малявка! – фыркнула девочка и
шагнула в спальню. – Как тебя зовут?
– Саша.
– Марина, – девочка примирительно
улыбнулась, взмахивая пухлыми руками. – Ну? И где угощения?
Саша слез с тумбочки, достал из нее
надорванный пакет с овсяным печеньем и положил на кровать.
Марина нахмурилась.
– Овсяное печенье? – маленькие
пальцы через пакет пренебрежительно пощупали одно печенье. – Да еще
черствое! Дурацкая шутка!
Полукруглые брови снова взлетели над
слишком усталыми для девятилетки глазами. Он и забыл, где
находится. В этом лагере у всех были родители.
Саша посмотрел на пакет с печеньем.
Его лучший друг Вадик обожал овсяное печенье. Как и Гарик. Но дело
обстояло так, что Саша вряд ли бы когда-нибудь оказался в одном из
лучших пионерлагерей страны, если бы все что осталось от Вадика и
Гарика не хранилось сейчас в холодильной камере главного центра
судебно-криминалистических экспертиз Московской области.
– Тебе что, родители ничего не
привезли? – Марина только сейчас заметила заплатку на рукаве его
рубашки.
