Мира медленно шла по воде, стараясь не дышать и не смотреть на
водную пучину, простёртую под её ногами. Белые длинные одежды из
лёгкой ткани казались кольчугой тевтонских рыцарей, в любой момент
готовой утянуть на дно. На маленьком бережку в нескольких метрах от
неё стоял физрук Академии Ангелов и с тоской смотрел то на
Мирославу, то на секундомер. "Сам-то уже лет тысячу подобных
нормативов не сдавал, а меня стыдить совесть позволяет" – подумала
ученица и ушла под воду с головой. Сильная рука схватила её за
капюшон балахона и, вытащив на поверхность, потянула за собой к
берегу. Волочась по пояс в воде, двоечница подняла глаза и увидела
преподавателя Карима, который с хмурой гримасой пробормотал:
– Опять двойка, Романова. Не годишься ты в наши ряды, ни одного
норматива не сдала в этом году. Как только попала сюда?
– Я добрая.
– Черти тоже не злые, просто работа у них другая, ближе тебе по
характеру.
Мира потупилась и промолчала, письма из Академии Демонов и
чертенят ей тоже приходили, но воспитание, Скрепы, Вера в Правое
Дело…
– Глупости, не это тебя гложет, Романова. Боишься, что станешь
не Демоном, а чертенком на побегушках. Карьеристка ты, Мира, вот и
хочешь здесь остаться, у нас каждый на вес золота, доброта и
равноправие, поэтому не обидит никто, не унизит. Гарантии тебе
нужны, а не добро – ответил на сокровенные мысли девушки
Мастер.
- Не мы такие – жизнь такая – буркнула Мирослава и
почувствовала, как ее тело стало ещё тяжелее.
– Подниму вопрос об отчислении, Романова. Извини.
Карим вытащил девушку на берег и объявил конец экзамена.
В раздевалке, где будущие Хранители одевали более привычные
брюки, футболки с длинным рукавом и кеды белоснежного цвета, Мира
сидела напротив хромированного шкафчика и горько рыдала под
присмотром самой доброй девочки в академии, все экзамены сдавшей на
отлично и утешения которой потому были особенно тягостны. Лизонька
была образцом доброты и чистосердечия – основы ангельской
науки.
– Мирочка, ты такая хорошая, только вспыльчивая, это пройдёт.
Они не станут тебя исключать, не переживай. Мы все заступимся,
правда, ребята? – оглянулась сердобольная Лизонька и увидела пятку
последнего студента, промелькнувшую у выхода.
Мирослава, в надежде вынырнув из ладоней, с воем окунулась
обратно в их влажную темноту.
Где-то за пределами ее горя ненавистный голос Карима властно
попросил Лизавету выйти. Послушная девочка погладила Миру по
вздрагивающему плечу и, сочувственно всхлипнув, вышла из
раздевалки. Ее место занял физрук.
– Романова, прекрати реветь.
Протяжный вой был ему ответом.
– Прими свою сущность, бестолочь, попала то сюда по блату, благо
дед у тебя добряк, каких мало, вот и поспособствовал. Сама же
знаешь, не быть тебе порядочным Хранителем. Ты же вредина.
– А то одна здесь такая? – возмущенно откликнулась Мира.
– Одна. Кому еще от чертей корреспонденция с таким постоянством
приходит? Будешь плохим чертом, так тебя в покой определят, а там
вообще вечная благодать и никаких заморочек.
– Чего же сразу не определили?
– Ну, просто так у нас в Академии не выбирают. Если черти решили
тебя к себе прибрать, значит перспективная, – Карим сделал паузу и
прибавил – в своем роде.
– В каком? – немного успокоившись, спросила заинтригованная
Мирослава и даже приосанилась.
– Ну, врать не буду, – протянул физрук – скорей всего мертвого
достанешь, раз так зазывают.
Студентка снова всхлипнула и завыла, не в состоянии сдержать
обиду. С самого начала у нее ничего не получалось, шуток здесь не
любили, а за сарказм вообще сажали на хлеб и воду, чем подпитывали
потоки неконтролируемой желчи, что сделало обучение в Раю на
должность Ангела Хранителя невыносимой. Все вокруг были до
зубовного скрежета честными и добрыми, но суровыми и справедливыми.
Мире сразу стало здесь очень одиноко, но переходить в стан злодеев
боязно.
