Миура

Борясь с грязными от смога лёгкими, я выкашлял табачный дым в звёздное небо, затянувшись сигаретой ещё раз. Выдохнув, алые искры из-под моих пальцев, словно горящие ветви сакуры, осветили роскошные дома Токио. Человеческие фигуры в пальто, кимоно, платьях, пиджаках и хаори убивали мои сиюминутные созвездия, пока за всем наблюдала безразличная улица.

Я же, Макото Утида, в английском убогом плаще, с мутными глазами и разбитыми костяшками, ошеломлённо вздрогнул: разбрасывая во все стороны грязь, белые лошади направляли дешёвый катафалк во тьму, откуда, мерзко стуча по борту, билась тонкая женская ладонь с кольцом на безымянном пальце – изумруд травянистого оттенка…

Вспышка… туман…

Осенний дождь, освежая и доводя до озноба, барабанил по моим жирным чёрным волосам. Вернувшись, я вспоминаю о суеверие и прячу большой палец в кулак, уверенный, что это защитит моих родителей от гибели. Обязано защитить! Проводя взглядом смерть, что растворилась в огнях ночного города, я чувствую лёгкое удушье и не могу с уверенностью ответить: не привиделось ли мне это? Единственное, в чём я точно уверен – я не хочу быть здесь.

Я не желаю стоять на промозглой улице и делить родной ветер с бестолковыми деревенщинами. Я не имею воли продолжать наблюдать за глупыми варварскими традициями и дурно пахнущими кишками старой Японии. Поскорей бы европейские манеры и дым прогресса вдохнули жизнь в нашу новую страну восходящего солнца! Поскорей бы туда, где мы станем богатыми и сытыми! Поскорей бы, ведь там, кроме материального, нас ждёт светлое духовное! Поскорей бы в объятья любимой… к поцелую сына… наконец вернуть те ненавистные ночи, когда я неспособен уснуть и лежу с открытыми глазами до рассвета, но продолжаю оставаться счастливым… поскорей бы к родному очагу, подальше от дома семейства Миура…

Бросив окурок в лужу, я вижу в отражении, как вибрирует в водной глади размытый силуэт европейского особняка. Частички табака расплываются по зданию и… и… в чёрных глазницах окон замерли сожжённые заживо люди!

Отскочив на пару метров прочь, я оборачиваюсь… всматриваюсь… никого нет… Божество Дарума, сотри этому дому все глаза… Черт, да я же повидал столько кошмаров за свой детективный опыт, что, мне теперь какой-то полуразрушенный и полусожжённый домик бояться? Нет уж! Я лазал по уши в костях и плоти, раскапывая могилы ради малозначительных зацепок; я блевал и плакал, изучая кровавые бойни; я дрался на ножах с фанатиком посреди священного обряда и вырвал из его груди фонтанирующее кровью сердце! Если никто из Америки, Европы и Японии не сумел разгадать тайну дома Миура, то мой безграничный опыт одной левой справится со всем безумством, что творится внутри этих стен!

Я целую свою ладонь и притрагиваюсь к шее – там отпечаток губ любимой. Я знаю: она ощутит в своём прекрасном сне наш поцелуй. Красная помада почти стёрлась, но не страшно – утром, дома, вернувшись с победой, она подарит мне новый отпечаток нашей любви. Пока улица незаметно пустела, а из зловещего дома продолжал веять мертвецкий холод, моё тело согревалось её далёким теплом. Улыбнувшись небу, я ступил на первые ступеньки крыльца, заметив на участке особняка сад: высокая, красивая, масштабная и красная-красная, давно не розовая сакура, её ветви украшала длинная петля с монотонно качающимся трупом…

Мутный, преломлённый лунный свет, расщепляясь в сотни тонких лучей, проникал сквозь осколки стекла внутрь тёмного зала. Медленно, в голубом сияние небесного тела, по комнате парили частички пыли и пепла. В центре помещения обвалилась крыша и весь зал превратился в долину ручьёв, объединяясь в одно большое озеро. В поисках лёгкой дороги, я пробирался через сгоревшие бытовые принадлежности, разломанные куски мебели и обваленные стены. Хлюпая промокшими лаковыми туфлями, я заметил плывущую красную паутинную лилию: всю жизнь её считали приносящей пожары и несчастье – так оно, очевидно, для этого дома и вышло.