...немногим ранее
Обычно Ян таких девиц в упор не
замечал. Ваниль в голове – это за версту видно. Даже волосы цвета
фруктового зефира! Куда это годится?
На лицо, правда, ничего, но фигура…
на любителя. Ни длинных ног, ни женственного изгиба бёдер. Девчонка
совсем. Воробей! Ну или синица. Беспокойная, бестолковая
синица.
Вот и сейчас, не прошло и получаса,
а эта крохотная нахалка на последнем ряду уже безбоязненно маялась
дурью. Снова.
Чтоб её черти...
– Языческие фанатики не брезговали
жертвоприношениями, – диктовал Ян, буравя взглядом девицу с
карандашом, воткнутым в неаккуратно собранный розовый пучок на
затылке. − Согласно летописям, волхвы, верующие в бога из Бездны,
сгубили немало женщин Ростовской земли. Движение фанатиков
буйствовало до тех пор, пока Ян сын воеводы Вышаты вместе с
дружиной не изловил псевдокудесников и не отдал родне убитых на суд
.
Ян не глядя впечатал палец в
интерактивную доску. Слайд сменился, а девица-синица ниже прежнего
склонила голову. Чуяла на себе тяжёлый преподавательский взгляд?
Возможно. Но слабоумие и отвага побеждали, и ручка над тетрадью
порхала, как заведённая. Выводила нечто, что точно не относилось к
славным деяниям Яна Вышатича, спасшего люд ростовский от морока
колдовского.
Значит, черкает свои рисуночки.
Снова.
Умница какая. А потом будет ходить с
несчастными глазками и тянуть: «Ну, Ян Ви-икторович, мне
позарез нужен допуск к экзамену! Ну, Я-ян…»
Бесит.
Скрипнув зубами, Ян подавил глупое
желание вызвать девчонку к доске и отчитать у всех на виду, как в
школе. Благо понимал – нет смысла тратить лекционное время на
нравоучения. Это её жизнь. Значит, и ошибки тоже. Пусть хлебает в
конце семестра.
К тому же бессменная соседка Синицы
– круглолицая блондинка в очках – поймала гневный преподавательский
взгляд и подтолкнула подругу в бок. Та недовольно дёрнула плечом, а
затем, будто из транса вышла. Опасливо отложила ручку, подобралась
и без намёка на глубочайшее раскаяние уставилась на Яна огромными
зелёными глазищами.
Взгляды схлестнулись. Ян
презрительно сощурился, а девица недоумённо нахмурилась, мол, чего
ещё? Слушаю же. Даже горячую заинтересованность на лице состряпала.
Не видишь?
А птица-то с характером…
Впрочем, Ян и сам умел глянуть так,
что у студентов всех степеней обнагления коленки подгибались. Но с
этой девчонкой с первого занятия всё пошло наперекосяк. Она
выводила аспиранта из себя. Хотя выводила – громко сказано,
конечно... Беда лишь в том, что Ян всегда наперёд знал, куда
уселась возмутительница его личного спокойствия. Даже скрип
треклятой шариковой ручки в её тонких пальцах отдавался в мозгу
тревожным набатом! Будто предупреждал − грядёт нечто, что Ян не в
силах изменить.
Потому после «релижки» у второго
курса – так студенты за глаза называли историю религии, – Бранов
всегда чувствовал себя опустошённым.
Словно сам Хаос его досуха
высосал.
Ян выдохнул. Кашлянул и первым отвёл
от Синицы взгляд. А затем и вовсе отвернулся от колизейной
аудитории, ярусами уходящей вверх и продолжил лекцию. Он многое
стерпеть в студентах мог. Мирился с любыми проявлениями недостатка
извилин в мозгу! Но стояло заговорить о лени…
О-о... Лень Бранов Ян Викторович
порицал. Готов был идти на неё с вилами и жечь напалмом.
Собственно, тем он и занимался – душил собственную лень,
перелопачивая тонны материала при подготовке к занятиям.
Ведь как иначе зажечь фитиль юного
ума, если в себе не способен высечь искру? И Ян высекал раз за
разом. С азартом выдавал по теме всё, что знал, и даже чуточку
больше. Приправлял факты творческими заданиями. Надеялся хоть так
забетонировать знания в такой неустойчивой субстанции, как мозг
позавчерашних школьников.
