Глава 1
И эти губы, и глаза
зелёные...
(Д. Сэлинджер)
Наше время
По вторникам с самого утра и до десяти ноль-ноль весь головной
офис погружался в состояние, похожее на предштормовое затишье.
Коридоры пустели, в курилке и кофе-баре – ни души, все сидели по
своим кабинетам, молились, пили корвалол и готовились к неизбежному
– к локальному мини-апокалипсису, который так или иначе затрагивал
всех и каждого от первого зама до уборщицы.
Ну а в десять начинался, собственно, сам шторм, эпицентр
которого приходился на переговорную. Там, в просторном зале,
напоминавшем стеклянный куб, каждую неделю Ремир Долматов проводил
планёрки, а по сути – устраивал своим замам и руководителям отделов
эпические разносы. Те потом, мало-мальски отдышавшись, отыгрывались
на своих подчинённых. Поэтому в офисе все без исключения крепко не
любили вторники.
Руководители же переговорную называли не иначе как пыточная. И
хуже пыточной было лишь одно место – кабинет самого Долматова. Ибо
на планёрках боялись и страдали все вместе, коллективно, а это всё
же не так страшно, как оказаться с ним, разгневанным, наедине. К
счастью, к себе на ковёр он вызывал не так уж часто. Народу и
вторников вполне хватало, чтобы держаться в тонусе и не халтурить.
Мало-мальски расслаблялись лишь тогда, когда Ремир отчаливал в
командировки или вдруг срывался в короткий отпуск. Такие дни для
всех в конторе становились самыми сладкими праздниками. Жаль,
редкими.
***
Этот вторник ещё и начался недобро – Ремир задерживался. Алина,
его секретарша, сообщила, что босс стоит в пробке и осторожно,
полушёпотом поделилась: «По голосу очень злой».
Все присутствующие обречённо переглянулись. Виктор Романович,
административный директор, промокнул лоб платком. И так-то
само по себе крайне нервировало сидеть в этом коробе из стекла и
хрома под мириадами точечных светильников, словно ты – часть,
крохотная деталька какой-то идиотской инсталляции. А ждать лишнюю
минуту, две, десять, когда начнётся четвертование… Это сводило с
ума.
Влад Стоянов – коммерческий директор – нервно теребил
обручальное кольцо и метал гневные взоры то в Касымова, начальника
маркетинговой службы, то в Оксану Штейн, главу продажников.
Остальные и вовсе тряслись. Только технический, Максим Астафьев, со
спокойной сосредоточенностью листал какие-то свои бумаги. А чего
ему бояться? Он – единственный, кого босс никогда не
прижучивал.
У Стоянова завибрировал сотовый. «Идёт!», – предупредила Алина.
И напряжение в переговорной моментально достигло апогея. Даже
точечные светильники над головами, казалось, стали гореть ярче.
Стеклянные двери распахнулись, и на пороге возник он, как всегда
грозный до сердечных колик и до внутреннего трепета великолепный.
Наследный принц в костюме от Brioni, брамин мира телекоммуникаций,
бескомпромиссный деспот, зачем-то наделённый манящей и жгучей
ориентальной красотой.
Смоляные волосы размётаны, но в этой кажущейся небрежности явно
чувствовалась рука дорогого стилиста. Тёмные, как расплавленный
горький шоколад, глаза горели демоническим огнём. Так, наверняка,
взирал на войско персидских сатрапов Александр Македонский, прежде
чем блестяще и стремительно разгромить их. Давний шрам на скуле
босса и чёрные брови вразлёт лишь усугубляли картину.
Все собравшиеся вмиг замерли и на несколько секунд перестали
дышать. Кроме Астафьева. Тот, взглянув на Ремира, улыбнулся
краешком губ.
Уверенной и неспешной поступью хищника босс прошествовал к
своему креслу во главе длинного стола, обдав присутствующих облаком
изысканного парфюма.
Долматов требовал от персонала строжайшего соблюдения
дресс-кода. Никаких джинсов, футболок, толстовок, свитерков.
Никаких пёстрых расцветок и лишних оголений. Даже сорокоградусная
жара – не повод заявляться на работу с голыми плечами и без
капроновых колготок или же без пиджаков и галстуков. При этом сам
он почти никогда не носил галстуки и даже верхние пуговицы рубашек,
непременно белых, расстёгивал. А иной раз, вот как сегодня, и
пиджак снимал. Тонкая полупрозрачная ткань рубашки обтягивала
широкие плечи, крепкие литые мускулы, стройный торс, заставляя
женскую половину метаться между чувствами и инстинктами.
