Я мчусь изо всех сил через двор, не
замечая луж, промокших ног, глупой собачонки, что увязалась за мной
с визгливым лаем. Мчусь в сторону автобусной остановки и отчаянно
молю: «Господи, пожалуйста, пусть всё будет хорошо! Умоляю,
умоляю…».
Пятнадцать минут назад я ещё стояла
у плиты, напевая старенькую песенку, и готовила на ужин макароны с
сыром. А потом мне позвонили из гимназии, где работает мама.
Незнакомый женский голос буднично
сообщил, что маме внезапно стало плохо и её отвезли на скорой в
первую клиническую.
«Что с моей мамой?» – закричала я в
ужасе.
«Я больше ничего не знаю, –
равнодушно ответила женщина. – Мне велели передать только это».
Позвонила маме на сотовый – абонент
недоступен.
Тогда, наспех одевшись, я опрометью
выскочила из дома. И вот теперь бегу, умираю от страха и неистово
шепчу: «Мамочка, пожалуйста, живи! Мамочка, только не оставляй
меня!».
Маршрутка приезжает забитой – уже
вечер, час пик, все едут с работы. Кажется, что в салон даже мышь
не протиснется. Люди, что вместе со мной стояли на остановке, и не
пытаются. Одна я, не глядя, вскакиваю на ступеньку, штопором
вклиниваюсь в плотную стену чужих спин и проталкиваюсь чуть вперед.
Слышу чье-то шипение и ругань в свой адрес, какая-то сердитая тетка
бьет локтем мне в бок, но я ни на что не реагирую.
Вообще на всё плевать. Лишь бы
скорее доехать. Лишь бы успеть в больницу, пока ещё пропускают.
Лишь бы ничего страшного не случилось…
До больницы опять мчусь бегом, со
всех ног, не разбирая дороги. И вдруг из-за поворота вылетает
красный спортивный Порше. Слышу визг тормозов. Поворачиваюсь и…
чудом, в каком-то немыслимом прыжке, уворачиваюсь от, казалось бы,
неминуемого столкновения с кабриолетом. А затем, не оглядываясь,
несусь дальше под яростное гудение клаксона. Водитель, темноволосый
парень в солнцезащитных очках – его я успела заметить мельком –
кричит мне вслед: «Овца безмозглая! Жить надоело?!».
В другой раз я бы, наверное, здорово
перепугалась. Хотя в другой раз я бы и не помчалась сломя голову в
неположенном месте. Но сейчас этот эпизод пролетает у меня почти
незамеченным.
Врываюсь в приемное отделение. В
регистратуре небольшая очередь, но стоять-ждать… я же сойду с
ума.
Выбираю бабушку на вид подобрее и,
тяжело дыша после пробежки, молю ее пропустить меня вперед.
– Пожалуйста… можно я перед вами…
мне не ложиться… я к маме… только узнать, где она…
В итоге – меня пропускает вся
очередь.
– Гордеева… Валентина Павловна… мама
моя, – выдаю я порциями между вдохами в окошко регистратуры. – Ее
привезли сюда с работы… сегодня…
Суетливо подаю ей мамин паспорт и
полис.
– Вот.
– Минуту… – отвечает женщина и так
медленно, так неспешно скролит страницу у себя на мониторе. При
этом отвлекается на разговоры медсестер, стоящих рядом, хихикает с
ними над какой-то ерундой. А я от нервов выбиваю пальцами чечетку
по столешнице стойки и еле сдерживаюсь, чтобы не прикрикнуть на
неё. В мыслях же ору как бешеная: «Давай уже скорее,
каракатица!».
– Отделение неврологии, третий этаж,
триста пятая палата, – наконец сообщает мне она. – Прямо по
коридору и…
– Я знаю, – не дослушав, срываюсь я
с места.
Потому что действительно знаю. Два
года назад я здесь почти жила…
Пулей взлетаю по лестнице на третий
этаж. На миг останавливаюсь перед дверями из матового стекла.
Перевожу дыхание. И затем вхожу.
Длинный коридор с бежевыми стенами.
Справа сестринская, процедурная, триста первая палата, триста
третья… Дальше, помню, будет небольшой холл с огромным аквариумом,
диваном и зарослями монстеры. Потом – сестринский пост. Как всё
знакомо. Знакомо до боли, до тошноты, до омерзения…
Неужели опять всё это придется
пережить…
