— Успокойся, — сквозь зубы процедил
Глеб, краем глаза наблюдая за тем, как я тщетно пыталась совладать
с эмоциями.
Отвечать как-либо на его
требовательный тон я не стала, лишь треснула от досады по дверце.
Будь моя воля, из машины я бы десантировалась прямо так — на полном
ходу, но предусмотрительный Новгородцев успел заблокировать замки
раньше, чем мне приспичило рваться наружу. Салон авто теперь
казался тесной и душной ловушкой, словно в один момент из него
удалили весь воздух.
— Останови! — приказала, вновь
двинув кулаком по стеклу. — Останови!
Новгородцев сделал вид, что не
слышит, но костяшки его пальцев побелели — так сильно вцепился в
руль, видимо, чтобы случайно не сорваться и не сомкнуть их на моей
шее.
— Останови, выпусти! — повторяла как
заведённая, глотая горькие слёзы, которые неудержимо катились по
моим щекам.
Глупо. Как же это глупо. Умом я всё
понимала. Ну подумаешь, какая ерунда: вытерпеть его компанию ещё с
полчаса. А потом спокойно выйти из машины и удалиться в неизвестном
направлении. В конце концов, никто бы не стал удерживать меня
насильно. Однако боль внутри была настолько острой, беспощадной,
что казалось — ещё чуть-чуть, и я попросту умру. А какой-нибудь
шибко умный врач в своих бумагах напишет неровным почерком: «сердце
пациентки остановилось вследствие душевных травм, несовместимых с
жизнью». Или от этого не умирают? И мне поставят банальный инфаркт
на фоне стресса.
Короче, мыслей в голове было много,
а понимания, что с ними делать, — ни на йоту. И красной нитью через
весь этот сумбур: «Ты должна уйти, иначе…». Что «иначе», я тоже так
и не решила, окончательно отчаявшись и скатившись в некрасивую
бабскую истерику. Жалобно шмыгнула носом и, устав бить по стеклу,
не придумала ничего лучше, чем вцепиться в крепкое мужское плечо,
потянув его на себя. От неожиданности Глеб крутанул руль вбок, едва
не влетев в заграждение, тянувшееся вдоль трассы. Успев затормозить
в самый последний момент, он отбросил мою руку и с чувством
выматерился.
— Кира! Ты совсем сдурела?!
Обидно не было. Было никак. Я даже
плакать перестала, вскинув на него свои опухшие глаза, то ли с
гордостью, то ли с презрением.
— Успокойся, пожалуйста, — почти
взмолился Новгородцев, — успокойся, и мы поговорим, просто
поговорим как два цивилизованных человека.
— Мне не о чем с тобой
разговаривать.
— Да… блин! — не выдержал он и,
похоже, взяв с меня пример, от души двинул по рулю. Бедный лексус
огребал сегодня от нас обоих. — Послушай! — сделал над собой
огромное усилие, чтобы сохранить хоть какое-то подобие спокойствия.
— Понимаю, что ты в шоке, что ты расстроена… Но, пойми, это всё… —
устало потёр шею, подбирая нужное слово, — недоразумение. Я не
планировал, что всё запутается настолько… Просто ты мне
понравилась, и всё закрутилось слишком быстро. Наверное, стоило
тебе сразу сказать, но тогда, в моменте, это казалось… каким-то
неуместным. Мне действительно очень жаль, что тебе пришлось всё это
пережить… но постарайся быть взрослой…
— Что?!
— Не… я не это хотел сказать, — Глеб
заговорил ещё быстрее. — Просто… просто постарайся взглянуть на
ситуацию под другим углом.
Вот здесь я уже не выдержала и
захохотала, правда, ни разу не весело.
— Серьёзно? Под другим углом?
Он рвано выдохнул и прикусил нижнюю
губу, видимо, чтобы вновь не сморозить лишнего.
— Кир…
— Нет, это ты меня послушай, —
собрав себя в кулак, проговорила я жёстко. — На самом деле есть
лишь один вопрос, который расставит всё на свои места.
Новгородцев напрягся — скулы,
покрытые дневной щетиной, стали острее, — наверное, уже
догадываясь, что ждёт его впереди.
— Выбирай, — потребовала
безапелляционно. — Выбирай, либо она, либо я.