Глава 1, в которой повествуется об отрезанных пальцах мужчин Браччано
В день, когда осенние ветра пришли со Средиземного моря, гонфалоньер[1] Святого престола Сезар де Борха повелел отрубить по пальцу у каждого мужчины мятежного города Браччано.
В церквях отслужили благодарственные молебны об укрощении дикого зверя, золотого быка на червленом поле – Сезара. Потому что сначала Сезар повелел повесить каждого пятидесятого из мужчин города, и Браччано – Браччано должен был покориться.
Но город, взятый за горло, ужом извернулся, и вместо мужчин, чтобы смирить жестокое сердце, послал девушек и женщин: сначала шли красавицы, потом шли старухи. Посмотри, Сезар, вот девы, а вот матери. Разве сердце у тебя не дрогнет?
Когда он проезжал по городу, они встали перед ним и, заламывая руки, принялись плакать и причитать:
– Все, что у нас есть, мы готовы отдать: наши кольца и серьги, наше серебро и золото. Конечно, вы и так владеете ими, синьор, но каждая из нас что-то да припрятала – и мы готовы отдать то, что вашим солдатам в жизни не найти!
– О, если бы ты позволил нам, как когда-то женщинам Вайнсберга, вынести мужей на спинах, о большем бы мы не просили!
– Восемь, восемь братьев у меня, сеньор, старик-отец и молодой жених. Жизнь которого из них ты заберешь? Которого я должна отдать?
Сезар остановился, медленно повернул голову к ней и сказал:
– Жениха. Разве ты сама не знаешь?
Он хотел было тронуть коня, но замер, глядя поверх женщин.
– Что с вами, господин? – спросил Мигель Корелья, его верный пес.
Одна девушка неподвижно стояла чуть в стороне, скрыв лицо капюшоном. Что-то было в ней знакомое. Сезар задержался взглядом на ней.
И тут она резко подняла руки и сдернула капюшон – мелькнули злато-рыжие волосы. Девушка тут же пала на колени.
Остальные женщины, словно почуяв звериным чутьем, что пора, тоже опустились перед ним на колени, продолжая плакать.
Сезар словно не слышал речей – он смотрел на девушку с золотистыми волосами, а она стояла на коленях молча, неподвижно, как если бы была статуей. Он двинулся было к ней, отвел на секунду взгляд, а когда посмотрел снова – оказалось, что та исчезла.
Сезар выпрямился, обвел глазами женщин Браччано. Некоторое время он молчал, потом сказал:
– Хорошо. Я казню лишь семерых зачинщиков мятежа. Они пролили кровь, они виновны и приговорены. А каждому из мужчин города я велю отсечь палец левой руки. Это будет знак их позора – и вечное напоминание о той цене, что платится за мятеж.
Сезар отвернулся от них и тронул коня.
Грех, Сезар, грех.
– Это не грех, – сказал бы он, если бы его спросили. – Они мятежники. Это не грех. Грех еще впереди.
Вечером, когда Сезар вернулся в свой шатер, он взял перо и начал писать письма.
Сперва он хотел написать священнику церкви на Вилле Фарнезе и задать вопрос, во сколько часов сегодня молилась донна[2] Лукреция. Но раздумал. Капеллан удивится, капеллан запомнит странность – а то, что запомнит человек, может быть выпытано у него.
Потом он хотел написать своему отцу, Александру де Борха, с вопросом, не замечал ли он какого-либо злого колдовства у себя в дому. Но раздумал тоже. Отцу он напишет позже, расскажет о покорении Браччано и о своем решении, но слова про колдовство нельзя доверять.
Тогда он вывел:
«Дорогая сестра, зачем ты это сделала? Не делай так больше никогда».
Он поднялся на самую высокую башню крепости Браччано и стоял там, ожидая сильного порыва ветра в сторону Рима. Как только поднялся этот ветер, он отпустил почтового голубя.
Он не ждал ответа скоро, но на утро третьего дня ему протянули измятую записку, его собственную записку с вопросом. Он развернул ее неторопливо, лишь затем, чтобы на обратной стороне найти короткий ответ, наспех написанный, смазанный – чернилам не дали высохнуть.
