Купальник сох на веревке. Невесомые, глянцево-черные трусики с
длинными, скользкими на вид завязками и узкий лифчик без единого
украшения. Строгость и простота – безупречному телу не нужны лишние
аргументы. Смуглая фигурка Таты казалась выточенной из
можжевельника, изобильные кудри ссыпались с плеч, удивительно
маленькие для взрослой женщины стопы оставляли мокрые следы на
деревянном полу беседки. Зернышко кардамона, щепоть корицы, одна
горошинка перца – красавица колдовала над джезвой. Молоденький
нежно-зеленый богомол, усевшись на подоконнике, наблюдал за
возней.
Ещё одна персона тоже смотрела, подглядывала с балкона
хозяйского домика, не в силах отвести глаз. Как изящно переступают
по полу узкие ступни, как колышется на бедрах тонкий халатик, как
девушка жадно пьет холодное молоко и долгим движением отирает
перепачканный рот. Как пританцовывает под плеер, задумчиво отвечает
на смску, всплескивает руками, упустив кофе, раскладывает по
тарелке маленькие пирожные и усаживается в плетеное кресло
любоваться закатом над глинистыми холмами и синей полоской моря. …А
ты ужасно занята, ты ешь вишневое варенье, и на земле никто не ест
его красивее чем ты… Алло! Да, конечно, номер с кондиционером, все
удобства внутри, вода бесперебойно. Поставим раскладушку, не
вопрос. Предоплаты не надо – выезжайте, встретим на автостанции.
Хорошего вечера! Вам спасибо.
В гостевом доме с банальным названием «Лаванда» за сезон
отдыхало до трехсот человек. Пожилые супруги, энергичные мамы с
шумными малышами, перезрелые дамы с большими чемоданами и
немолодыми дочками – заведение задумывалось семейным и
респектабельным. Тихий поселок Орджоникидзе располагал к неспешным
пляжным каникулам. Романтики здесь не задерживались – или вставали
с палатками за вторым пляжем или собирали манатки и перебирались на
Меганом – уж больно заманчиво синел силуэт мыса, разделяя море и
небо.
Тата не вписывалась – молодая, красивая, замкнутая. К её
внешности наверняка пошли бы бесчисленные браслеты, грубые
индийские украшения, разноцветные юбки и прочие радости босоногих
богемных дев. Но она носила прямые платья чуть выше колена,
прикрывала голову шляпой из китайской соломки и лишь в обуви
позволяла себе изыски. Шитым на заказ туфелькам завидовал весь
поселок.
Она приезжала из Питера, каждый год в мае и жила в поселке до
августа, почти безвылазно. Ни с кем особенно не дружила, на
восторги не реагировала, курортных романов не заводила. Изредка
выбиралась на пленэр в Коктебель или Судак, но обычно выходила с
мольбертом на одну из ближайших гор или писала узкие улочки и
фантасмагорической архитектуры дома. Картины Таты висели не только
в «Лаванде» - половина местных «гостинок» украшала холлы и номера
её пейзажами. Иногда девушка продавала картины, но чаще дарила и
отказывалась от денег. Она рассказывала о себе мало и неохотно –
преподаю рисование, живу с мамой, люблю Ремарка, не люблю лилии и
орхидеи. Почему? Не люблю…
В «Лаванде» Тата останавливалась уже три года. А гостевому дому
было четыре. И хозяева, давние преданные супруги, тоже приехали в
Крым из Питера.
Муж с женой родились в один день, один месяц и один год, прожили
вместе треть века – поженились сразу после выпускного и больше не
расставались. Вместе прошли все – юность в Рок-клубе, карусель
перестройки, медные трубы бизнеса и богатства. Владимир Энделевич,
высокий, седеющий уже шатен с мягкой, чуть виноватой улыбкой, с
перестройки занимался сантехникой – возил из Финляндии, закупал из
Китая, поднял сеть магазинов и нажил состояние. Эффектная блондинка
Лорина взяла на себя рекламу и продвижение, сама фотографировала,
сочиняла слоганы и устраивала безумные акции – летний душ с
шампанским вместо воды ещё долго будут помнить на Невском. Дела
семьи процветали, дети радовали, жизнь кипела и полнилась.
