– Ну что, Петруха, выпьем за нашу прошедшую молодость, – сказал я, доливая из початой бутылки в стакан. – Хорошее было время. И мы так замечательно старое тут вспомнили, посидели.
– Да, славно, только пора мне уже. Засиделся чего-то я.
Пётр засуетился, вытащил свой мобильник, подслеповато щурясь, провёл искривлённым артритным пальцем по экрану. Видно, проверял, пропущенные звонки.
– Как твоя Надежда? – поинтересовался я.
– Тянет помаленьку. Болеет. Таскаю по врачам. Тяжело ей. Уже две операции сделали. А толку чуть.
Что-то шевельнулось в душе, зависть что ли. А я всё один да один, как перст. После того как умерла жена, так и не смог жениться. А детей у нас не было.
– Ты у меня можешь остаться переночевать, – предложил я. – Поздно уже, – я бросил взгляд на настенные часы, которые высвечивали половину второго ночи.
Из полуоткрытого окна тянуло сквозняком, по тёмному небу мрачно тащились белёсые облака. Где-то наверху выла и лаяла собака, оставленная хозяевами, которые уехали на дачу. Сколько я с ними ни ругался, всё равно мучают животное. Издалека слышались тягучие и бессмысленные пьяные голоса.
Внезапно дом будто вздрогнул. Раскатисто, напористо, невероятно громко пронёсся ураганом рёв моторов, в сопровождении развесёлой ритмичной мелодии. Усилился, накрыл волной, и растаял.
– Вот, балбесы, – недовольно пробормотал Пётр, аккуратно, словно боясь разбить, положил мобильник на стол. – Два часа ночи, а они носятся, как угорелые, людей пугают. Мерзавцы.
– А знаешь, если бы я был молодым, я бы тоже так носился, – как-то совсем невпопад вырвалось у меня, застарелая душевная боль дала о себе знать.
Пётр чуть откинулся на спинку стула, покачался. Хлебнул из стакана, закусив огурцом и наконец произнёс:
– Правда?
– Я мотогонщиком стать хотел, Петруха. А не вот это всё. Остался у разбитого корыта.
– А стал бы мотогонщиком, свернул бы себе шею, и не дожил бы до восьмидесяти лет.
– Да на кой ляд мне эти восемьдесят лет?! «Живи ярко, умри молодым»
Я с трудом поднялся, ощущая тяжесть в коленях, словно в каждом было по чугунному ядру, доплёлся до окна. Выглянул бездумно, будто пытался увидеть байкеров, которые ураганом промелькнули только что.
– Знаешь, – Пётр в задумчивости почесал за ухом. – А я тут одну контору знаю. Которая может вернуть в прошлое.
– Петруха, тебе уже хватит. Больше не пей, – отозвался я, не скрывая усмешки.
– Нет, Олег, серьёзно говорю тебе. Называется «Назад в СССР – Второй шанс». Я сам их услугами пользовался.
– Прелестно. А чего ты тогда сидишь передо мной, а не гуляешь в каком-нибудь одна тыща шестьдесят пятом с красоткой по проспекту? Или не катаешь прелестницу на теплоходе по Москве-реке?
– Да, потому что дорого это, скажу я тебе, друг мой. Сумел я только на две недели туда попасть.
Разговор начал приобретать комичный оттенок. Я знал Петра уже лет сорок, но никогда не слышал от него подобных баек. Казалось, он полностью лишён фантазии. А тут вдруг сдвиг по фазе. И осилили мы с ним все полбутылки «Столичной».
Я вернулся к столу, выдвинул стул, сел на него верхом, и с улыбкой спросил:
– Две недели, говоришь? У тебя же и сын-бизнесмен, и внуки взрослые. Чего ж они тебе не помогли вернуть молодость?
– Ну, – Пётр отвёл глаза, скривился, словно огурец ему горький попался. – Пашка сейчас в Турции, у него там бизнес какой-то. Так, звонит иногда. А внуки? Внуки что? Серёжа в Испании учится. Машка замуж вышла за какого-то то ли голландца, то ли бельгийца, укатила к нему. Что с них проку-то?
– А почему ты мне раньше об этом не говорил?
– Почему не говорил? Почему не говорил? – пробормотал, будто про себя. – Да потому что знаю, как ты к Совдепии относишься, – проворчал недовольно. – Грязью поливаешь. Антисоветчик хренов.
