Я зашипела, нечаянно задев рану от когтей ястреба на руке. Как
будто было недостаточно, что мы уже несколько суток тряслись в этой
треклятой карете. Я уже не чувствовала собственного зада, а мои
ноги по ощущения превратились в два гудящих полена.
Умерли бы мы что ли, если бы остановились хоть немного
размяться?
— Тебе нужно научиться терпению и послушанию, Ровель, — с
улыбкой произнесла моя сестра, истекая ядом. — Я слышала, что в
монастыре тех, кто дерзит, колотят палками, а затем ставят на горох
и заставляют читать псалтырь.
— Что бы они быстрее примкнули к Дьяволу, очевидно, — фыркнула
я, отворачиваясь к окну.
— Вот за такие речи директор пансионата и отправлял тебя служить
на кухню!
Я стрельнула взглядом в Розалин. Если кто и представлял собой
образец благочестия и послушания, так это моя сестра-близнец. По
крайней мере с виду. Хотя внешне мы с ней были похожи, как две
капли воды, во всем остальном были совершенно разными.
— Раз ты у нас такая боголюбивая, может быть именно тебе и стоит
отправиться в монастырь? А я, еретичка, так уж и быть, похожу по
земле грешной! — раздраженно буркнула я и закатила глаза, когда
увидела, что Розалин победно улыбнулась.
Свою судьбу я ненавидела. Я была совершенно непохожа на кротких
и молчаливых монахинь. Почему родители и бабушка вообще решили, что
именно в обители Божьей мне самое место?! Хотя… Если бы они вообще
хотя бы раз соизволили на меня посмотреть!
Я с досады цыкнула и сложила руки на груди, вновь случайно
потревожив свою перебинтованную кисть.
В окне мелькнули шпили академии магии, и под ложечкой засосало.
Если бы только у меня была магия…
— Что мне делать в монастыре, если меня ждет инфант, — довольно
проговорила Розалин.
— Так прямо-таки и ждет, — усмехнулась я, проглатывая обиду на
судьбу. — Брату короля нет дела до такого крошечного рода, как наш.
Чем ты его собралась впечатлить? Смазливым личиком или лживой
улыбочкой?
— Ровель! Извинись! — процедила сестра.
— За правду не извиняются, — ответила я ей.
Сестра и правда была лицемерной. При посторонних казалась
ангелом божьим с этими ее огромными синими глазами и мягкой улыбкой
на пухлых губах. А за спиной творила такое, что хотелось схватить
ее за волосы и шибануть несколько раз об стену. С любовью так,
по-доброму, чтобы мозги на место встали.
Карета подпрыгнула на новой кочке, и я смачно выругалась,
получив очередной синяк на свою многострадальную задницу.
— Прибыли! — объявил возница.
Розалин расплылась в торжествующей улыбке, а глаза ее вспыхнули
чувством собственного превосходства.
— Хорошего тебе богослужения, сестра. Скучать не буду. Надеюсь,
палками и постом тебя научат понимать, где твое место, — ядовито
произнесла она и, приняв руку извозчика, вышла на улицу.
Из окна я видела, как от ворот академии к ней навстречу шел маг.
У него была бритая голова, голую кожу которой покрывали разные
руны. А все его тело закрывала синяя мантия. И Розалин чуть ли не
полетела ему на встречу.
А я осталась тут. С перспективой быть поколоченной
матерью-настоятельницей за дерзость и ломотой во всем теле от
неудобной кареты.
— Сколько еще до монастыря? — крикнула я вознице.
— Три дня, домина, — ответил он мне, закрывая дверь.
Экипаж качнуло, когда он взобрался на козлы.
Три дня! Я все кости в этой колымаге оставлю! Директор
пансионата строго-настрого велел не покидать карету без лишней
необходимости, но разве я его хоть раз слушала?
Раздался свист плетки, лошади заржали, и мы с толчком, от
которого я чуть не влетала носом в сидение напротив, тронулись с
места. К черту все! Подскочив к дверце, я распахнула ее настежь и
ловко спрыгнула не землю, даже не упав.
По затекшим мышцам тут же прошла волна тепла вперемешку с
мурашками, и я чуть не застонала от облегчения. Вот оно
счастье!
