Аннотация: Раз в сто лет по всему
Залесскому княжеству собирают «избранных» – незамужних девушек, на
которых указывает «волшебная сковородка», – и увозят их к княжьему
двору. Зачем – никто не знает, но слухи ходят разные. То ли в
горничные для княжны, то ли в невесты княжичу или даже царевичу. И
узнать не у кого, назад никто никогда не возвращался.
А в этот раз на меня «волшебная сковородка» указала. И
увезли меня дружинники в княжий терем. Но ни я, ни другие
«избранные», там мною встреченные, даже не догадывались, куда мы
все в итоге попадём по воле змея заморского, что много сотен лет
назад с нашего княжества странную дань стребовал.
От автора:Как обычно, это добрая,
светлая, жизнеутверждающая сказка. Довольно спокойная и мирная.
Кому нужно много экшена или эротику – вам не сюда.
Предупреждение:это НЕ славянское
фэнтези, несмотря на начало. Это сказка о попаданке в мир
драконов.
Однотомник. Книга вне серий.
В книге 50 глав, плюс пролог и три (!!!) эпилога.
Выкладка первую неделю ежедневно, потом два дня по полглавы,
третий - выходной.

Девятнадцать лет
назад
Ночь давно опустилась на деревню, давая отдых всему живому. Тихо
было на тёмных улицах, освещавшихся лишь тусклым светом молодой
луны, ни в одном окне не теплился огонёк, только где-то у околицы
нет-нет да раздавался ленивый собачий перебрёх.
Тихо и сонно было и в избе кузнеца Твердяты, лишь сверчок пел за
печкой, тихо похрапывал сын Твердяты, Любомил, единственный
наследник после пяти дочерей, надежда и опора уже немолодых
родителей, да едва слышно поскрипывал очеп*, держащий зыбку.
Тишину разбавляло едва слышное пение:
– Баю-баюшки-баю, баю детоньку мою…
Очеп поскрипывал, женский голос повторял и повторял одну и ту же
фразу. Наконец на кровати зашевелилась Пороша, жена Твердяты,
вслушалась, села, покачала головой.
– Оляна, доченька, иди спать.
– Нет, – замотала головой невестка. – Она плачет! Вы что, не
слышите?
– Охтиньки, – женщина испуганно прикрыла рот ладонью, потом
пихнула спящего мужа локтём и зашипела: – Проснись, беда у нас!
Олянка-то умом тронулась.
– Да кто б не тронулся? – проворчал, поднимаясь, здоровенный,
похожий на медведя мужик. – Третье дитё схоронить, какая мать в
разуме останется? Любомил, сынок, просыпайся. С женой твоей
неладно.
– А? Что? – подхватился с кровати сын, статью мало чем
уступающий отцу. Огляделся в тусклом свете лучины, запалённой
матерью, быстро всё понял, кинулся к жене: – Олянушка, душа моя,
пойдём, пойдём, – ласково обнял он за плечи молодую женщину,
продолжавшую с застывшим взглядом качать пустую зыбку и напевать на
одной ноте колыбельную.
– Нет, – дёрнула та плечом, выворачиваясь из-под его руки. – Она
плачет.
– Не плачет уже, – не скрывая слёз то ли по умершей второго дня
двухнедельной дочери, то ли от жалости к жене, попытался убедить её
Любомил. – Пойдём спать.
– Нет, она плачет, плачет! – повысила голос Оляна. – Вы что, не
слышите?
– Тронулась… – жалостливо прошептала Пороша. Повернулась к мужу:
– Что делать-то будем?
– А и правда, плачет, – с печки свесилась голова с
растрепавшейся косой. Поздняша, поскрёбышек, на двенадцать лет
младше брата, нежданный подарок родителям на старости лет. – Я тоже
слышу.
– Тихо все! – приказал Твердята, прислушиваясь.
Замолчали все, даже несчастная Оляна, люльку Любомил рукой
придержал, чтобы не скрипела, а сверчок замолк ещё при первых
словах Пороши. И вот тогда все услышали тихий, но отчётливый
детский плач.
Первым сообразил в чём дело Твердята. Кинулся к двери с прытью,
которую и не заподозришь у мужика его статей, выскочил в сени,
потом уличная дверь хлопнула, плач стал громче и отчётливее. Тут же
вернулся, держа на руках недовольно орущий свёрток.