В «День Любви» я отгораживала себя от остального мира, не
включала компьютер, не отвечала на телефонные звонки, не появлялась
в общественных местах. Обычно я сидела дома с родителями, мы
смотрели фильмы на дисках или играли в настольные игры, пока мне не
надоедало, и я не уходила в свою комнату, где остаток дня читала. В
этом году всё было не так, папа уехал на съемки, а я была
недостаточно хорошей дочерью, чтобы провести весь день с мамой
наедине. Она никогда не вставала с кровати раньше полудня, поэтому
у меня было время, чтобы уйти незаметно. Я чувствовала стыд за
такие мысли, ведь прекрасно понимала, что мама больна, и я должна
заботиться о ней. Тем не менее, сегодня я решила позволить себе
такую слабость.
Весь путь по улицам Киферу и в метро я проделала в наушниках,
стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Я боялась увидеть страх
в глазах прохожих и не хотела быть причастной к их горю. Некоторые
люди завтрашним утром узнают, что их ожидает смерть, но кто-то из
них ещё таит надежду на чудесное спасение, другие же заранее
смирились. Наверное, лучше всего тем, кто и не подозревает, что их
имена окажутся в списках, по крайней мере, они избегут муки
ожидания перед оглашением результатов. Я с трепетной радостью
представляла, как быстро зайду в пункт голосования, после чего
отправлюсь в какой-нибудь безлюдный двор, чтобы в одиночестве
поразмышлять над тем, что мои сегодняшние переживания не подлежат
сравнению с несчастьем этих людей. Я была совсем близко к цели, у
меня практически получилось проскочить все места массового
скопления людей, как на выходе из метро кто-то схватил меня за
руку. Я вздрогнула, и наушник выпал у меня из уха. В нос ударил
запах общественной уборной, и я подумала, что даже хорошо, что это
бездомный. Может быть, он просто попросит денег, и я буду готова
отдать ему целый кошелек, если это окажется так.
Я повернулась к нему. Первое, что я увидела—это его водянистые
глаза, в которых читалась мольба, продиктованная страхом, а вовсе
не зависимостью от алкоголя. Лишь потом я рассмотрела красное
отёкшее лицо, длинные волосы, напоминающие грязную сухую солому, и
зимнюю шапку, которую он не снял при плюсовой температуре.
— Пожалуйста.
Он сказал только одно слово, кажется, большего он не мог
выдавить из себя. Я выдернула руку слишком резко, этот жест
оказался несправедливо жестоким.
— Простите,— пробормотала я и побежала дальше.
— Девушка, может быть, у вас есть один лишний голос? Один! Я не
был таким ещё в прошлое голосование, у меня была жена и двое
сыновей всего год назад. Девушка, пожалуйста!
Я ускорила шаг и снова надела наушники. На глаза наворачивались
слезы, но я не хотела быть той самой девочкой, которая плачет на
улице, а прохожие непременно думают, что её бросил парень. Хотя в
этот день поводов для слез хватало и у молодой девушки.
Даже настолько опустившийся человек хотел жить. Казалось бы, раз
он позволил себе стать бездомным алкоголиком, ему уже должно быть
всё равно, проживет ли он на год дольше. Но я не знала, что
происходило в его голове, и, наверное, у него были такие же желания
и надежды, как и у всех.
Надеюсь, тот, кто будет пить кровь этого бездомного, подцепит
педикулез и ещё долго не сможет вывести вшей. Жаль, что другие
человеческие болезни, вряд ли страшны вампиру.
Я повернула в противоположную сторону от пункта для голосований.
В конце концов, он работает до вечера, у меня есть время. Я пошла
по направлению к парку, в надежде уйти в лес как можно глубже,
чтобы никого не видеть. Как жаль, что я не додумалась надеть кофту
с капюшоном или хотя бы кепку.
В парке было многолюдно, однако в лицах прохожих отражалось то,
что каждый из них помнит, какой сегодня день. Чаще всего
встречались женщины с колясками, которые всегда казались мне
одинаково усталыми и раздраженными или наоборот умиротворёнными,
будто бы познавшими суть своего существования. Но сегодня в их
лицах читались беспокойство и тоска, хотя я не сомневалась, что эти
женщины знают, что завтра будут живы. Они осмелились завести детей,
наверняка, у них имелись родственники и друзья, которые будут
отдавать свои голоса за них. Пожилые люди, их было не так уж и
много, смотрели себе под ноги, стыдясь своей старости, молодые
были, как и я, в наушниках. Вот такое народное единство.
