Наше трамвайное депо усиленно готовилось к новогодним праздникам. Вход был украшен гирляндами, в каждом кабинете стояли маленькие ёлочки в стиле «кто во что горазд», комнатные растения в больших кадках были обмотаны блестящим «дождиком», окна разрисованы белой гуашью и залеплены снежинками из салфеток. А все сотрудники искали способа избежать работы в праздник.
– Тоня, ну давай тебя поставим в график? У меня семья. Дети, муж одни будут сидеть на Новый год, что ли? – справедливо заметила коллега, сидевшая над душой уже минут десять, но только сейчас перешедшая к делу.
Я равнодушно пожала плечами. Пускай так, заработаю по праздничному тарифу больше денег, куплю лишний мешок корма хвостатым подопечным.
– Хорошо, давай меня. Мне без разницы.
Кондуктор Надя побежала в диспетчерскую, чтоб Яковлевна поскорее поменяла нас местами. Дежурить на Новый год было всяко веселее, чем куковать наедине со своими мыслями одной в обшарпанной съемной квартире. Жалко было только Ваську – моего сожителя.
Серый облезлый кот внезапно появился в моей жизни. Выходя из квартиры, я его стукнула дверью, он возмутился громким «Мяу», а потом поднял на меня полные печали глаза. Ну и всё, это было «бац-бац, и в яблочко!». Теперь он был толстым пушистым сибирским котом Василием, спящим на отдельной лежанке. Но ничего, переночует без меня.
После смены я зашла в утопающую среди тропической зелени диспетчерскую, до автобуса ещё было время выпить чай у добродушной и общительной Яковлевны. Она сидела среди пышных пальм и фикусов, сосредоточенно что-то писала в журнале, но увидев меня, отодвинула работу в сторону.
– Тонь, привет! Это так хорошо, что ты согласилась с Надькой поменяться! Я ей даже не говорила, кто водитель, – заговорческим голосом сообщила диспетчер и шкодливо захихикала, будто обвела вокруг пальца Надю, которой, в общем-то, палец в рот не клади.
– А кто водитель? – спросила я, выкладывая на стол печенье, пока Яковлевна заваривала чай.
У нас частенько среди ночи были такие чаепития и задушевные беседы.
– Новенький. Такой интересный! – диспетчер закатила глаза.
Она была женщиной влюбчивой, поэтому я насторожилась. Неужели новая зазноба появилась у нашей Яковлевны?
– Он не моей весовой категории, – с сожалением сообщила она и поправила на себе свитер в блёстках, – поэтому я тебе говорю: ты накрасься, принарядись. А то ходишь бледная! Женщина должна притягивать взгляд, а не маскироваться под цвет стены. Да! Не обижайся! Я же тебе помочь хочу!
Я усмехнулась. Я не обижалась на её замечания, потому что она это говорила мне по-доброму и в глаза, а не шушукалась за спиной, как делали другие. Она была мне как добрая тётушка, а как на такую можно было держать обиду?
– Точно стоит ради него краситься? Неужели так хорош?
Диспетчер махнула на меня рукой с острым маникюром и налила заварку в чашки.
– Глупая ты, Тонь. Молодая, не понимаешь ничего! Мужик не должен быть хорош, он должен быть мужик! Вот прям, чтоб чувствовался в нём стержень, понимаешь? Это не смазливая рожа, это другое!
Я не была настроена слушать про мужские стержни, но, хвала небесам, Яковлевна сменила тему.
– В общем, чтоб привела себя в порядок! Вот это что? – она ткнула острым серебристым ногтем со стразами в мои коротко остриженные.
– Что?
– Маникюр где? Что за безобразие такое? Ты же девушка! Красивая! Глазищи здоровые, губки пухлые, фигура даже через твои эти халабуды видна! А ты прячешь красоту свою!
Справедливости ради, стоило заметить, что одета я была нормально. Просто вся одежда была оверсайз. Наряжаться в концертные наряды для поездок посреди ночи в холодном салоне трамвая было бы, мягко говоря, глупо и неосмотрительно.
