Петрович задумчиво сидел в кресле пассажира. Сергей покусывал губы и крутил рулевое колесо. Ехали из больницы. Навестили Егора Ильича. Старик чувствовал себя неважно. Прострелянная нога напоминала о себе постоянной тянущей болью. Прошла уже неделя после ранения, но, по его словам, явного улучшения не наступало.
– Может, оклемается хотя бы к середине осени? – спросил Сергей вслух, как будто его пассажир должен был следить за ходом мыслей сыщика.
Петрович, который ехал рядом на переднем сидении, и молчал, словно вовсе не услышал товарища. Задумчиво прищурившись, он смотрел через лобовое стекло:
– Ты машину как часто моешь, у тебя же стекло изнутри свет снаружи не пропускает? —
Петрович дотянулся и чиркнул пальцем по лобовому стеклу, оставив заметный след на пыльной поверхности. – Свозил бы ты её, родимую, чтобы ей протёрли прозрачные части, глядишь, солнце бы выглянуло из-за грязных туч. И ты, вероятно, так кисло рожу бы не кривил.
Сергей нахмурил брови и повернулся лицом к товарищу.
– Слышь, Харон, ты берега – то не путай. Будет он меня аккуратности учить, – то ли в шутку, то ли в серьёз возмутился детектив. – Сам знаю, не маленький. Я тебя про старика спрашиваю, а ты меня жизни учишь.
Петрович провёл языком по передним зубам, откашлялся, посмотрел в окно на меняющийся пейзаж города. Медленно вдохнул и так же медленно стал выдыхать, добавляя вокала.
– Ты, Серёга, не возмущайся. Я вот смотрел на твои выкрутасы и матерился в душе. Зачем ты Егору Ильичу про инвалидность рассказываешь? Ты его так приободрить хочешь? Он же совсем сник. – Не спеша, но жёстко возмущался Петрович. – И какая, нахрен, инвалидность. Кость не задета. Пуля навылет. Сосуды не зашивали. Ты чего ему несёшь?
Сергей вспомнил, как разговаривал с лечащим врачом Егора Ильича. Тот был сух, краток и безразличен. Излагал по существу. Сказал, что проблема у пациента не в теле, а в голове. Доктор считал, что за неделю с такой раной уже можно было начать понемногу передвигаться, опираясь на трость. Егор Ильич же капризно требовал коляску.
– Устал он, – констатировал врач. – Если его не стимулировать как-то, так и останется. Слабоватый он характером. Я ему даже психиатра на консультацию вызывал.
Хирург махнул рукой. А Сергей подумал, что на счёт слабого характера доктор погорячился по незнанию. В него-то, наверное, ни разу не стреляли.
– И что психиатр? – спросил сыщик.
– Да что психиатр. Разве это врач? Он даже скальпель в руках, если держал, то случайно. – Язвительно хмыкнул человек в синем хирургическом костюме. – Психиатр записал рекомендации после осмотра, но я не очень-то доверяю мозгоправам. Мутные они. На больных своих похожи.
Сергей внимательно разглядывал доктора. Худенький. Щупленький. Седенький. С куцей бородкой, как у Дзержинского. Прямолинеен и уверен, что бога за причинное место держит. Понятно, что рекомендации психиатра выдал за свои собственные, от себя добавил про слабоватый характер. С такими лучше не спорить, а выслушать мнение и сделать собственные выводы. Сергей кивнул, притворяясь, что согласен, протянул бумажный пакет с бутылкой текилы внутри, развернулся и пошёл к раненому помощнику в палату.
– Старик, – начал он от самой двери. – Ваш док сказал, что пора уже бегать, а вы всё переваливаетесь с боку на бок в лежачем положении. Симулянт вы, мой старый друг.
– Так болит, Серёжа, – жалобно посмотрел Егор Ильич на напарника.
Сергей цокнул языком, всем видом показывая недоверие. Ему неприятно было так себя вести, но он превозмогал внутренние границы приличия.
– Понимаю, но тут нужно, преодолевая боль и очистив голову. Станьте пустым бамбуком, пропустите через себя энергию ЦЫ и бегом на танцы. – Развёл руками Сергей.
