Воздух в ресторане был густым и сладким, словно пропитанным самим ожиданием счастья. Аромат дорогих духов, приглушенный перелив фортепиано и шепот белоснежных скатертей сливались в единую симфонию вечера, который Маргарита хотела запомнить навсегда. Годовщина. Первая, круглая, из тех, что принято отмечать с особым трепетом. Пять лет. Пять лет, как мир перестал существовать для нее в черно-белых тонах, пять лет, как в ее жизни появился Алексей.
Он сидел напротив, и в его глазах танцевали отсветы пламени свечи. Эти глаза – глубокие, серые, с мелкими лучиками морщинок у уголков – она могла бы рассматривать вечность. В них читалась любовь, гордость, легкая усталость после тяжелого рабочего дня и та самая мальчишеская нежность, которая заставила ее сердце впервые сжаться от счастья пять лет назад.
– За нас, Рит, – его голос, низкий и бархатный, прозвучал как самая сладкая нота в музыке вечера. – За эти пять лет и за все, что ждет нас впереди.
Хрустальные бокалы коснулись с тихим, чистым звоном. Вспыхнувшая искорка шампанского попала прямо в душу, вызвав прилив безотчетной радости. Маргарита отпила глоток, чувствуя, как пузырьки щекочут небо.
– Знаешь, о чем я думаю? – прошептала она, опуская бокал и проводя пальцем по его манжете. – О том дне, когда ты, промокший до нитки, стоял под моим окном с огромным букетом таких же промокших тюльпанов и кричал что-то невнятное про забытый зонт.
Алексей рассмеялся, и от этого смеха стало еще теплее.
– А ты сделала вид, что не слышишь, и заставила меня простоять там еще полчаса.
– Я просто любовалась тобой. И боялась спугнуть. Казалось, если я приглашу тебя войти, это волшебство исчезнет, окажется сном.
Они замолчали, утонув в воспоминаниях. Казалось, ничто не может нарушить эту идеальную картину: двое влюбленных, красивый ужин, обещание долгой и счастливой совместной жизни. Их мечты были такими же, как у всех: своя квартира, дети, путешествия. Пока что они снимали уютную, но тесную двушку на окраине, и вопрос жилья был самым больным и нерешенным. Копить получалось медленно, ипотека пугала своими цифрами, а просить помощи у родителей не хотелось ни тому, ни другому. Они были взрослыми людьми и предпочитали рассчитывать на свои силы.
Маргарита уже собиралась завести разговор о том, не посмотреть ли им в выходные очередной вариант, пусть и вторичку, но вдруг ее взгляд уловил движение у входа в зал. Она узнала их сразу, и легкая тень удивления скользнула по ее лицу.
– Лёш, смотри… Твои родители?
Алексей обернулся, и его брови тоже удивленно поползли вверх.
– Папа? Мама? Что они здесь делают?
Ирина Викторовна и Виктор Сергеевич уже шли между столиков, и на лицах их играли одинаковые, немного таинственные улыбки. Ирина Викторовна, как всегда, была безупречна: строгое платье лаконичного кроя, жемчужное ожерелье, уложенные идеальной волной седые волосы. Она несла себя с тем же достоинством, с каким носила эту скромную, но явно дорогую бижутерию. Виктор Сергеевич, массивный и спокойный, следовал за ней, и в его руках был какой-то продолговатый предмет, заботливо завернутый в подарочную бумагу с серебряными звездочками.
– Ну, не смотрите на нас так, как будто мы пришельцы с другой планеты, – звонко, так, что официант у ближайшего столика обернулся, произнесла Ирина Викторовна, подходя к ним. – Можно присоединиться к вашей маленькой тайной вечеринке?
– Конечно, мам, – Алексей поспешно встал, чтобы обнять сначала мать, потом отца. – Что случилось? Мы не договаривались…
– А разве нужно договариваться, чтобы поздравить своих детей с такой датой? – мягко вступил Виктор Сергеевич, его рука тяжело и по-отечески легла на плечо сына. – Усаживайся, герой. Все хорошо.
