Воздух в лифте пах стерильной чистотой и едва уловимым ароматом чьего-то дорогого холодного парфюма. Запах, который въелся в стены, в полированный металл, в сам воздух, будто здание было вымощено не бетоном, а замороженными деньгами. Марина стояла, вытянувшись в струнку, прижимая к груди планшет с расписанием на завтра. Семьдесят второй этаж. Семьдесят третий. Медленное, неумолимое движение вверх, к самому пику могущества и власти, к его святая святых – кабинету Георгия Каменского.
Секретарь главного исполнительного директора. Звучало солидно, почти весомо. На деле же – высокооплачиваемая нянька, сиделка, щит и посредник между титаном и остальным смертным миром, который он откровенно презирал. Марина ловила свое отражение в матовых дверях лифта: строгий жакет, юбка-карандаш, собранные в тугой узел волосы. Искусственная женщина для искусственного мира. Лифт бесшумно остановился, и двери разъехались, открыв вид на приемную – огромное пространство в стиле хай-тек, где все было отполировано до зеркального блеска, а из панорамных окон открывался вид на весь город, лежащий как на ладони. Игрушечный, далекий, нереальный.
– Он вас ждет, – голос Лидии, старшего секретаря, был таким же холодным и отполированным, как и ее рабочий стол. – И, Марина? Он не в духе. Будьте осторожны.
Сердце Марины екнуло, совершив маленький, жалкий прыжок в грудной клетке. «Не в духе» у Каменского могло означать что угодно – от ледяного молчания, пробирающего до костей, до уничтожающего сарказма, после которого хотелось провалиться сквозь землю. Она кивнула, сделав глоток безвоздушного, кондиционированного воздуха, и направилась к массивной двери из черного дерева.
Кабинет Георгия был именно таким, каким и должен был быть: просторным, минималистичным и пугающим. Ни одной лишней детали, ни одной личной вещицы. Только мощный компьютерный стол, пара стульев и гигантское окно от пола до потолка. Он сидел спиной к двери, глядя на город, и даже в этой позе чувствовалась невероятная сила, собранность, готовность к атаке. Он был одет в идеально сидящий темно-серый костюм, и даже затылок у него выглядел суровым и непреклонным.
– Документы по сделке «Аквилон», – сказала Марина, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Она положила папку на край стола.
Он медленно развернулся в кресле. Его глаза, холодные, цвета морской волны, устремились на нее. В них не было ни тепла, ни любопытства, лишь оценивающий, сканирующий взгляд. Он взял папку, не глядя, пролистал.
– Кто составлял приложение семь? – спросил он, не поднимая глаз. Голос – низкий, бархатный, но с опасной металлической ноткой.
– Я, Георгий Сергеевич.
– Цифры в третьей таблице не сходятся с отчетом бухгалтерии на полпроцента. Полпроцента, Марина. Это погрешность или халатность?
Он поднял на нее взгляд. Казалось, этот взгляд проникал под кожу, видел каждую ее неуверенность, каждую мелкую ложь, которую она когда-либо себе говорила. Щеки Марины вспыхнули.
– Я… Я проверю. Прошу прощения.
– Прощения просят слабаки. Сильные люди проверяют цифры дважды, – отрезал он, отбрасывая папку. – Переделать. К концу дня. И чтобы больше я подобного не видел.
– Да, Георгий Сергеевич.
Он уже отвернулся, снова глядя в окно, будто она испарилась, растворилась в стерильном воздухе кабинета. Миссия выполнена. Она была отпущена.
Весь оставшийся день прошел в таком же ключе – бесконечные звонки, исправления, нервные проверки каждой запятой. Слова «полпроцента» стояли у нее в голове, как набат. Она чувствовала себя роботом, запрограммированным на выполнение функций. Красивой, дорогой, но абсолютно бездушной куклой в стеклянной коробке небоскреба.
