Тишина обрушилась на дом внезапно, громоподобно и абсолютно. Еще вчера здесь звенел смех, хлопала дверь, слышался быстрый топот ног по лестнице и доносился из спальни на втором этаже настойчивый ритм музыки, которую Алиса считала песнями «с настроением», а Элина – бессмысленным грохотом. Еще вчера этот дом был полон жизни, шума, суеты. Еще позавчера здесь жила семья. Пусть неполная, пусть состоящая лишь из нее и дочери, но все же семья. Теперь же осталась только она. Одна. И тишина.
Элина медленно прошлась по пустым комнатам, и ее шаги гулко отдавались в прихожей, словно она шла не по собственному паркету, а по мраморным плитам огромного и безлюдного музея. Музея ее собственной жизни. Вот на стене остался едва заметный след от постеров Алисы. Вот на полке в гостиной застыли в идеальном порядке книги, которые она так любила переставлять и перечитывать, а теперь до них вечно не доходили руки. Вот ее любимое кресло у камина, стоящее точно под углом в сорок пять градусов к окну, чтобы ловить вечерний свет для чтения. Все было на своих местах. Все было чисто, прибрано, стабильно. И невыносимо одиноко.
Она подошла к огромному панорамному окну, выходящему в сад. Ранняя осень лишь слегка тронула края кленов позолотой, но до листопада было еще далеко. Сад, еще недавно такой ухоженный, которым так гордился Сергей, теперь казался немного заброшенным, печальным. Как и она сама. Элина обняла себя за плечи, ощутив под пальцами дорогой, но старый и уже слегка потертый на локтях кашемировый свитер. Ей было пятьдесят два года, и сегодня утром, впервые за долгое время, она позволила себе не красить губы и не укладывать волосы. Зачем? Для кого? Смотреть на нее было некому.
Развод с Сергеем оформили полгода назад, но последние два года их брак был лишь формальностью, красивой обложкой для давно пустой и рассыпавшейся книги. Они научились мастерски избегать друг друга в стенах этого большого дома, превратившегося из семейного гнезда в элегантную, но бездушную гостиницу для двух чужих людей. Его отъезд был тихим, цивилизованным и окончательным. Он оставил ей дом, забрав лишь свои вещи и часть мебели из кабинета. И вот теперь, после того как Алиса уехала в университет в другой город, Элина осталась с этой тишиной один на один.
Она пыталась занять себя делами. Элина Михайловна Орлова была успешным, востребованным дизайнером интерьеров. У нее был свой вкус, своя клиентура, своя небольшая, но отлаженная студия. Сегодня был выходной, и она пыталась набросать эскизы для нового проекта – реконструкции старинной квартиры в центре, но линии не слушались, карандаш выскальзывал из пальцев, а мысли упрямо возвращались к одной и той же точке: «Что дальше?»
Весь ее мир, так тщательно ею же выстроенный, состоял из работы, дочери и бесконечных забот о доме. Теперь из этого треугольника осталась только работа. Дом превратился в скорлупу, а дочь выпорхнула в собственную жизнь. И Элина с ужасом понимала, что за эти годы она растеряла не только мужа, но и подруг, и увлечения, и самое главное – саму себя. Она стала Элей для Алисы, Элиной Михайловной для клиентов и… никем для самой себя.
К вечеру тоска сжала ее сердце таким ледяным тиском, что стало трудно дышать. Нужно было отвлечься. Что-то сделать. Решение пришло само собой – разобрать наконец вещи Алисы, оставшиеся после отъезда. Снести все в одну комнату, чтобы не напоминало о себе в каждом углу. Действие, движение, цель.
Она поднялась на второй этаж, в комнату дочери. Здесь еще пахло ее духами – легкими, цветочными. Элина принялась аккуратно складывать в коробки книги, сувениры с выпускного, мягкие игрушки, которые Алиса уже давно не признавала, но почему-то не выкидывала. Она работала методично, почти с исступлением, заглушая внутреннюю боль физическим действием.
