Ибриен из Зеленых Холмов
Вокруг было темно. И не просто, как в доме ночью, когда в окна
проникают лунные лучи, а так, словно во всем мире разом пропали
источники света. Ибриен медленно приходила в себя. Она могла бы
подумать, что ей выкололи глаза, но боли она не ощущала. Все же с
беспокойством она поднесла пальцы к лицу и ощупала себя. Все
оказалось на месте. Лишь ближе к виску пульсировала горячая шишка.
Девушка поморщилась.
Она чувствовала, что лежит нагая прямо на камнях, холод которых
пронизывал ее насквозь, полностью замораживая все внутренности.
Хотя сердце ее умерло ровно в тот момент, когда убили тех, кто был
ей дорог.
Душу переполняла ненависть, которую не мог притупить даже стыд
от того, что ее кинули здесь, как какое-то животное. О, Ибриен уже
догадалась, что она в темнице! Сырой, дурно пахнущей и безумно
холодной. Где-то там, за стенами этого ужасного места, уже вот-вот
начнется зима. Ноябрь в этом году выдался промозглый. Лужи каждое
утро хрустели под ногами, то и дело на землю начинали падать
редкие, но крупные снежные хлопья, которые, впрочем, быстро таяли.
Еще не время.
Может быть, эти люди, хотя таковым их и язык не поворачивался
назвать, думали, что, раз ей не причинил вред огонь, то убьет
холод? Ибриен заставила себя улыбнуться, хотя ее никто и не видел.
Не дождутся! Она выживет, что бы они с ней ни делали. Выживет,
чтобы отомстить! Выживет, чтобы своими руками вырвать сердца
извергов и втоптать их в грязь. Выживет, даже если для этого
придется переступить через себя.
Легче всего было сдаться. Позволить разуму уйти в небытие,
отойти от этого мира. Ибриен знала как. Она могла бы исчезнуть без
боли, оставив тело умирать на этом каменном полу. Но не станет. Она
будет бороться до последнего. Месть — вот все, что у нее осталось.
Ее двигатель. Ее единственная причина, чтобы ходить по этой
земле.
Мама, бабушка, обе тетки и даже ее горячо любимая сестренка Эби,
которой было всего семь лет, — они все погибли. Горячие слезы
потекли по щекам, почти обжигая кожу. Воспоминания терзали изнутри,
заставляя ее умирать снова и снова вместе с каждой женщиной ее
семьи. Их всех убили эти люди!
Инквизиторы вместе с вооруженными до зубов светоносцами
ворвались к ним на хутор и не пощадили никого. Бабушку убили сразу,
как старшая в роду она пыталась защитить всех, сотворив заклинание.
Мать пала, когда пыталась предупредить своих сестер. Сама Ибриен с
малышкой Эби прятались в стоге сена в сарае, но когда туда
ворвались вооруженные мужчины, девочка так испугалась, что невольно
выдала себя, не успев зажать рот ладошками и пискнув. Этого звука
хватило, чтобы в тот же миг ее пронзили мечом. Они даже не
посмотрели, что это ребенок! Им было все равно!
Чудовищный крик самой Ибриен, когда она поняла, что случилось,
отбросил в сторону троих воинов. Тот, который находился к ней ближе
всех, вряд ли уже когда-то сможет слышать. К сожалению, их
оказалось больше. Гораздо больше. Они выволокли ее из сарая в одном
легком ночном платье.
Все виделось ей, как в кошмаре. Из дома выносили тела ее родных
и скидывали в кучу, как дрова. Ибриен металась в руках истязателей.
Она лягалась, рычала, как хищный зверь, пыталась кусаться. Но все
было тщетно. Они держали крепко. Все то время, пока женщин ее семьи
не обложили хворостом и не подожгли.
Истязатели не знали, что самой Ибриен огонь не мог нанести
вреда, поэтому оставили казнь на потом. Чтобы совершить ее
прилюдно. Но тот костер, который пожрал тела ее родных, начисто
сжег сердце самой Ибриен. В груди теперь остался лишь пепел.
Она не замечая холода, пока ее вели в передвижную клетку, что
стояла на повозке. Пребывала глубоко в себе, пока ее везли на
площадь. Будто со стороны, она наблюдала, как ее выводят к
собравшемуся народу, как священнослужитель произносит пламенную
речь, закончившуюся фразой, той единственной, которую девушка
запомнила, той единственной, которая врезалась в память: «И ворожеи
не оставляй в живых!»
