Солнце слепило глаза, ноздри щекотал сладкий запах свежего сена. М-м-м. Люцерна.
С замиранием сердца я летела вперёд.
Причём буквально, летела, едва касаясь босыми ступнями ощетинившихся колючек. Казалось, сама земля отвергает меня. Та самая, по которой я столько раз бегала в огород, кормила собак, хвостом ходила за мужем, пока тот управлял поросят.
Да, свиньи – это моя слабость. Ну и муж, конечно, и дети. Мои любимые, уже давно не маленькие, повзрослевшие. У них уже самих подрастают карапузы. Мои внуки. Некоторых мне так и не удалось подержать на руках.
Ах, ну что это я…. Сегодня грустить нельзя!
Вот и ангар.
Да, я помню, как помогала Солнцу его строить. Там поддержать, тут принести…
Солнце – это мой муж… Почему?
Да потому, что светлый, золотой, круглый и тёплый. Да-да, тёплый. Когда ночью мёрзнут ноги, стоит лишь прижать их к горячему телу супруга, как тут же укутает тёплой волной. И чувствуешь себя будто в валенках. Комфортно. Уютно. То есть, чувствовала… Раньше…
Как это было давно… Эх.
Заглядываю в ангар. Хрюни…Толстые, розовые. Подняли носы и фыркают. Чувствуют, наверное, меня, а увидеть не могут…
Ну-ну, мои сладенькие, не бойтесь, я вас не трону. Теперь точно, даже если и захочу.
Опять грустно.
Так, прочь с огорода.
Медленно продвигаюсь вперёд. Калитка на хоздвор закрыта. Неважно. С некоторых пор это для меня не помеха.
Рыжий пёс лениво повёл носом и снова улёгся на землю. Булат уже старый. Сколько ему? Десять-двенадцать? Уже и не помню. Сиамская кошка с громким мявом отпрянула в сторону. Незнакомая. Моей Симки давно уже нет. А это появилась уже без меня, но для меня. Солнышко, милый мой, знает, как я люблю таких кошечек, и продолжает держать их в надежде… На что? Страшно подумать.
Ну, вот я и во дворе.
О, не ожидала…
Почти вся семья в сборе.
Удобное инвалидное кресло с большими колёсами выкатили под навес.
Да, его наконец-то сделали. Я так мечтала об этом. И вот, Солнышко постарался.
За небольшим столиком все и поместились.
Старшая дочь с мужем, младшая тоже приехала, и внучата тут. Викуша уже школьница. Первый класс! Вон как горят глазёнки. Хм, подождите, она что, меня видит? Не может быть… Хотя, что это я, почему не может. Говорят, дети могут видеть то, что недоступно нам, взрослым.
Вон она как следит за мной.
Я ускоряюсь, залетаю за кресло и опускаюсь на худенькое плечо.
– Деда, а бабуле на плечо Ангел сел, – объявляет Викуша. Катя бледнеет, Толик-зять склоняется и что-то шепчет малышке. Та хмурится, надувает губки, но упрямо стоит на своём. – Сел, я вижу. Он беленький и пушистый.
Опа… Вот это да…
Не ожидала я такого описания.
Это в каком месте я пушистая?
Седая – да, лохматая – да, но пушистая.
– Дура-дура… – бегают вокруг близнецы. Пухлые, щекастые, с задорным блеском в глазах. Сколько им уже? Три… Четыре…
Ах, не удалось мне понянчить мальчишек. Выросли без помощи бабушки. А Викуля хоть помнит… Эх… Понянчилась только с ней.
Ане пришлось. Катя намучилась с сорванцами. А няньке уже после Вики привычно. И за маму, и за бабу, и за няню.
Хорошо, что война к тому времени уже закончилась. Зять вернулся. Взялся за дом, разгрузил жену, тестя. А на Солнышко свалилась Я.
Ну, то есть, не совсем я… А эта осунувшаяся, исхудавшая женщина.
Смотрю ей в глаза – нет там жизни. Лишь пустота и спокойствие. Вот как бывает.
Был человек. Жил, мечтал, строил планы, а тут раз – на тебе… И остаётся одна оболочка.
Живая, ходячая. Послушная. И рот открывает, и в туалет ходит, и выслушает, но не подскажет, не посоветует. Хотя и улыбается, кривя вправо губу… Викуше нравилось… Бабушка на мимимишек похожа.
Да, что это я всё о себе да о себе…
