Пробуждение было тяжелым. Мне как будто надели на голову
кастрюлю и стучали по ней ложкой со всей дури. Пытаясь разлепить
веки, я простонала:
– Воды…
В ответ понеслись голоса:
– Она приходит в себя, господин Райол. Она жива!
Конечно, балбес, я жива.
Звук приближающихся шагов отдавался боем в висках, хотелось
заткнуть уши. Но никто не собирался щадить мою многострадальную
голову.
– Надо же, и правда. Жива. Даже шевелится.
Если первый голос принадлежал старику, то второй – мужчине в
самом расцвете лет. Глубокий, низкий, бархатный. Но что это за
люди? Где я и что со мной случилось? Ничего не понимаю…
Вопросы сыпались один за другим. Ясно было одно – этих людей
никак нельзя назвать добрыми.
– Воды, изверги, – взмолилась я снова.
– Одно мгновение, госпожа! – раздался голос старичка.
Что еще за госпожа? Обычно ко мне обращались по имени и
отчеству. Ведь я – учитель младших классов, Марьяна Андреевна.
Веки наконец-то открылись. Сквозь туманную пелену я различила
мутный силуэт, а потом кто-то коснулся моей руки теплыми пальцами.
От этого места стайкой брызнули мурашки, поднимаясь по руке и
постепенно охватывая все тело. Мир обретал четкость, наполнялся
красками. И, чем дальше, тем сильнее округлялись мои глаза.
Какой-то мужчина, нависая надо мной скалой, держал мое запястье
и давил на артерию.
Считал пульс? Он что, доктор?
Но врачи не носят камзолы, напоминающие генеральскую форму
времен… каких-то старых времен. И явно не наших. Темно-синяя ткань
сидела на широких плечах, как влитая. От золотых эполет вниз
спускался тонкий узор в виде сплетенных драконов.
Я просто сплю. Этот беспредел не может твориться наяву!
Но беспредельщик не спешил таять с утренней дымкой. Не выпуская
моей руки, начал медленно наклоняться. Холодные серо-голубые глаза
внимательно меня изучали.
У него было мужественное лицо с волевым подбородком и дерзким
разлетом бровей, густые темно-каштановые волосы, сурово поджатые
губы и высокие скулы. А светлый шрам на подбородке совсем не портил
картину, лишь придавал брутальности.
Это был редкий экземпляр настоящего мужчины, на дороге они не
валяются. Они могут только сниться.
Он все наклонялся, между нами оставалось сантиметров
тридцать.
Неужели он хочет… меня поцеловать?
Дыхание перехватило. Недолго думая, ведь это лишь сон, я
протянула руку и коснулась его щеки кончиками пальцев. Кожа была
сухой и горячей, чуть шершавой от наметившейся щетины.
Я погладила ее и прошептала:
– Какой ты хорошенький, как раз в моем вкусе. И я не против
поцелуя.
Незнакомец вмиг окаменел, а потом отшатнулся. На его лице
калейдоскопом сменялись эмоции: потрясение, недоумение, гнев.
Послышался звон битой посуды. Кажется, это уронили стеклянный
графин с водой.
– Что вы себе позволяете? – выдохнул мужчина пораженно.
В одно мгновение он превратился в грозовую тучу с яростным
взглядом и трепещущими ноздрями. Я даже струхнула слегка.
Хотела сказать: “Мужчина, не надо стесняться”, но что-то меня
удержало.
Все было слишком реальным: мягкая перина, скользкое одеяло, луч
солнца, крадущийся по полу. Арочное окно с клочком голубого неба,
легкая занавеска в цветочек.
А если это не сон?
– Мэтр Орион! – пророкотал незнакомец. – Кого вы выписали в няни
для моей дочери? Вы уверены, что она воспитывалась в Обители
Огнедевы? – он отправил в мою сторону подозрительный взгляд. –
Что-то не похоже.
Только сейчас я обнаружила, что в угол комнаты забился сухонький
старичок в синей мантии под горло. Подол был забрызган водой, глаза
за стеклами круглых очков смотрели испуганно. Под ногами у него
валялись осколки стеклянного кувшина.
Вот он перевел взгляд на меня, шумно сглотнул и попытался взять
себя в руки.
– Мать-настоятельница отзывалась о ней очень лестно. Айне Элени
– лучшая ее воспитанница.