Первое сентября для учителя как день свадьбы. Кажется, что
устоявшаяся за лето жизнь навсегда изменится и никогда не будет
прежней…
Все с ног на голову, но уже через пару дней многочисленные
букеты, аккуратно расставленные на окне в кабинете, завянут, а
шоколадные конфеты, словно горячие пирожки, разойдутся в
учительской.
И в действительности, конечно же, ничего, кроме времени года, не
поменяется…
Еще один год.
Повзрослевшие ученики, школьный звонок, гора отчетов и самое
священное — подготовка к ВПР и экзаменам.
— Есения Адольфовна, а Соколов обзывается, — жалуется Оля со
второй парты.
Повернувшись к шкворчащему, словно масло на сковородке, классу,
награждаю Андрея строгим взглядом и следом смягчаю его улыбкой.
— Он просто соскучился по тебе за лето. Не обращай внимания,
Оль.
— И ниче я не соскучился. Вот еще. Было бы по кому, — краснеет
Соколов.
— Соскучился, соскучился, — подмигиваю и тут же становлюсь
серьезной.
Классный час подошел к концу, остались только некоторые
организационные моменты. Седьмой «Б», за лето превратившийся в
восьмой «Б», с интересом выслушивает последние наставления и
отправляется по домам, а я готовлю кабинет к завтрашнему дню.
— Ты уже закончила? — заглядывает в приоткрытую дверь Ленка.
Елена Анатольевна — учитель русского языка и литературы и моя
подруга, с которой мы на разных факультетах грызли гранит науки в
педагогическом университете, а потом пришли сюда. В обычную школу
под номером сто пятьдесят.
— Закончила. А ты, Лен?
— Я тоже. Выглядишь — отпад. И цвет волос мне твой нравится.
Тебе чем светлее, тем лучше, Есень.
Быстро окидываю взглядом черное свободное платье и, поправляя
прическу, выдаю ответный комплимент:
— А тебе брюнеткой очень хорошо, Лен.
— Скажи, что это сон? И сегодня тридцать первое мая…
Махнув рукой, посмеиваюсь и складываю в сумку документы, которые
к завтрашнему дню Константин Георгиевич, директор школы,
настоятельно просил заполнить.
— Да ладно, Лен. Я вот в предвкушении нового учебного года. За
лето немного устала от безделья.
— Ты жена пожарного, Есень. Какое у тебя может быть
безделье?
— Не жена, — поправляю недовольно.
— Да брось. Вместо кольца твой Сашка доверил тебе свою рабочку,
пропахшую горючим и дымом. Чем не предложение руки и сердца?
— Скажешь тоже, — тут же грустнею.
— Прошаренный твой Зародыш, конечно. И фамилия глупая, так что
над предложением я бы десять раз подумала. Тебя дети засмеют.
Есения Адольфовна… Зародыш. Звучит не очень представительно.
Накинув на плечи пиджак, выгоняю Ленку из кабинета и закрываю
его на ключ.
С Сашей мы и правда встречаемся давно. Чуть больше трех лет,
если быть точной. Но узаконить наши отношения мой любимый человек
не торопится.
— Вот забеременеем и тогда поженимся. Куда нам спешить, зай? —
обычно отвечает Саша на мои жирные намеки.
Я лишь пожимаю плечами, потому что заветных двух полосок на
тесте мы дождаться пока не можем. Мой гинеколог лишь разводит
руками: никаких отклонений по женской части у меня нет, значит,
нужно ждать.
Ждать, надеяться и верить в Бога.
Ждать зародышей от Зародыша, как весело каламбурит Ленка.
— Видела новенькую? — она подхватывает меня под руку. — Говорят,
в Москве в какой-то крутой гимназии работала. Сумка у нее явно
брендовая. Как три наших зарплаты с премией. И одежда дорогая,
сразу видно.
— Ага, познакомилась уже. Симпатичная, — справедливо
замечаю.
Мы одновременно киваем Антонине Ивановне, заведующей школьной
столовой, и спускаемся на первый этаж. Детский галдеж усиливается.
В душе становится тепло и светло. Работу свою я люблю, выполняю ее
ответственно, и руководство школы всегда это отмечает.
— Ладно, поеду я… — краснеет подруга. — У меня дела…
