Глава 1. Знакомство в ночи
Виктору снова снился странный сон. Он стоял посреди родного уральского поля, но поле было каким-то чужим: трава тёмная, будто пропитанная ночной влагой, колосья – вялые и неживые. Ветер гнал облака по чёрному небу, и луна то пряталась, то вспыхивала серебром, освещая одинокую избу.
Ставни скрипели, словно кто-то пытался открыть их снаружи. В окне мелькнула тень – высокая, вытянутая, не похожая на человека. Виктор шагнул к двери, сердце билось так сильно, что отдавалось в висках.
Он вышел во двор. Воздух пах сыростью и гнилью, земля под ногами будто дышала. В поле стояла фигура – не человек, а пустота, очертания которой дрожали в лунном свете. У неё не было лица. Только бездонная чёрная впадина, обращённая прямо к нему.
Тень двинулась. Виктор закричал – и проснулся.
Гул колёс поезда гулко отдавался в стенах вагона. Воздух был тяжёлым: смесь табака, дешёвого спирта и мокрой шинели. Сквозь грязные окна тянулись тёмные силуэты деревьев, редкие огоньки деревень, поля, заваленные жухлой травой. Осень дышала холодом – ещё не мороз, но уже влажный холодок, пробирающий до костей.
Виктор рывком сел на своей полке, с трудом переводя дыхание. Кошмар отпустил не сразу. Он провёл рукой по лицу, чувствуя липкий пот.
– Ты чего так орёшь, будто сам чёрта увидел? – раздался насмешливый голос сбоку.
На соседней полке сидел худой парень в форме. Щуплый, с длинной шеей, испещрённой татуировками – какие-то латинские фразы, кресты, буквы. Лицо улыбалось, но глаза были внимательные.
– Сон… кошмар, – пробормотал Виктор.
– Ну, это дело знакомое, – кивнул парень. – Даже апостолы, говорят, по ночам не всегда мирно спали. В Писании так и сказано: «Не убоишися страха нощнаго…» – это Псалтирь, девяностый. – Он хитро прищурился. – А я иной раз так шарахаюсь от своих снов, что думаю: ну всё, волосы седыми станут.
Он протянул руку:
– Костя. Можешь просто звать батюшкой, можешь – по имени. Всё равно скоро вместе в одном котле вариться будем.
Виктор пожал ладонь. Лёд в груди немного отступил.
– Виктор.
– Вот и славно, Виктор, – ухмыльнулся Костя. – А то ехать-то далеко. Глядишь, разговором скоротаем.
Вагон был набит под завязку. Кто-то спал, уткнувшись в вещмешок. Кто-то в карты резался прямо на верхней полке. Из угла доносился тихий разговор – обсуждали, куда именно их везут.
Виктор поймал себя на том, что прислушивается к этим голосам.
– Говорят, в том лесу, куда нас, – кто-то шепнул. – В сорок третьем там целый батальон пропал.
– Да ну, – отмахнулся другой. – В штабе бы знали.
– В штабе-то всё знают, – вмешался третий. – Только нам-то рассказывать зачем?
Виктор невольно напрягся. Эти слова странно перекликались с его сном.
Ночь тянулась медленно. За окном мелькали редкие костры в полях, брошенные деревни с покосившимися крышами. Иногда поезд нырял в лес, и тогда в окне отражались только их лица, усталые и чужие.
Костя говорил легко, даже балагурно: про богатого отца, который выгнал его в монастырь, про наркоту и разгулы, про то, как оказался священником. Он рассказывал это так, словно шутил над самим собой. Виктор сначала слушал настороженно, но постепенно понял: в его словах есть искренность.
В ответ Виктор нехотя поделился о себе: про деревню на Урале, про бабушку, которая его растила, про то, как пахнет свежескошенное сено и как тяжело тянется жизнь тракториста.
– Умерла она недавно, – тихо сказал Виктор, опустив глаза. – Вот и… пошёл добровольцем.
Костя не перебил, не стал шутить. Только кивнул и перекрестился.
К утру вагон стих. Большинство бойцов спали, кто-то тихо ворочался, кто-то разговаривал во сне. Поезд грохотал по рельсам, где-то вдали завыл тепловоз.
