Ночь стояла вязкая, как старая простыня после дежурства.
Дождь шел давно – не бурей, не грозой, а усталым шорохом воды, которая больше не знает, зачем падает.
Михаил сидел на переднем сиденье «скорой», рядом с водителем.
Позади, в тусклом свете лампы, медсестра перебирала инструменты – привычно, молча, будто время и усталость к ней не имели отношения.
Рация треснула статикой, сипло ожила:
– вызов. Северный район. Мужчина, инфаркт.
– приняли, – ответил водитель и бросил короткий взгляд на михаила.
Тот кивнул, хотя в груди неприятно кольнуло.
Он знал этот адрес.
Там, на том же перекрёстке, два года назад умер мальчик.
Тогда михаил не успел – один ложный вызов, один неверный поворот, и ребёнок не дождался.
С тех пор он ездил на вызовы, будто искал того мальчика среди других – спасая всех, кроме себя.
Машина рванулась вперёд. За окном текли размытые огни, дождь, асфальт – всё одинаковое, бесконечное.
Водитель молчал. Медсестра что-то писала в блокноте, считала пульс у времени.
Михаил держал планшет с маршрутом и ловил себя на мысли, что дорога кажется бесконечной.
Сердце сжалось, будто кто-то потянул за невидимую жилу.
Он глубоко вдохнул, пытаясь отогнать боль.
– всё нормально? – спросил водитель, не оборачиваясь.
– да, – ответил михаил. И сам услышал, как слабо прозвучал его голос.
На перекрёстке он вдруг понял, что не видит дороги. Свет фар расплылся, линии поплыли.
Руки ослабли, пальцы дрожали.
– стой, – сказал он тихо. – останови…
Машина встала у обочины.
Медсестра повернулась, в её глазах мелькнуло беспокойство.
– давление? Пульс?
Михаил хотел ответить, но слова не выходили.
Он смотрел в лобовое стекло, где отражались огни города, и видел – мальчика.
Стоит под дождём. Молчит.
И вдруг всё стихло.
Голоса стали глухими, как из-под воды.
Кто-то звал его по имени. Кто-то прижимал что-то к груди.
Но он уже не слышал.
Мир исчез не сразу – просто стал прозрачным, как дождь на стекле.
Он не понял сразу, что произошло. Сначала была просто темнота – ровная, без границ и звуков. Не было боли, не было дыхания, не было тела. Только странное ощущение присутствия, будто сам воздух слушает, как он пытается понять, есть ли он вообще.
Память возвращалась медленно, с усилием. Машина, дождь, свет фар, чужие голоса… потом резкий укол под сердцем – и всё оборвалось. Казалось, он просто заснул, но сна не было. Он не ощущал ни холода, ни тяжести, ни времени.
Он попытался открыть глаза, хотя не был уверен, есть ли глаза. Пространство вокруг словно откликнулось на его намерение. В темноте появилась слабая, почти прозрачная дымка, и из неё начали проступать очертания. Каменная поверхность под ногами, своды, уходящие куда-то вверх, мягкий, ниоткуда исходящий свет. Всё это возникало не сразу, а постепенно, будто само место просыпалось вместе с ним.
Он стоял посреди зала, если это можно было назвать залом. Камень был холодным, но холода он не чувствовал. Стены не имели углов, и всё вокруг казалось одновременно бесконечным и замкнутым. Михаил попробовал заговорить, но звук не разошёлся. Слова словно растворились в воздухе, оставив только лёгкое эхо, похожее на собственную мысль.
Он сделал шаг, потом второй. Каждый шаг отдавался глухим откликом под ногами, будто пространство проверяло его намерение двигаться. В глубине зала промелькнул слабый отсвет – не свет, а скорее движение тени. Он замер. Прислушался. Тишина оставалась прежней, но теперь в ней чувствовалось что-то ещё, едва заметное – присутствие.
Он не знал, где находится и как сюда попал, но странным образом страха не было. Только лёгкое недоумение и ощущение, что всё это уже когда-то было. Как будто память не забыла, а просто ждала, когда он вспомнит.