Михаил всегда считал себя человеком прагматичным. Жизнь – это набор правил, последствий и, если повезёт, приятных моментов. Он не верил в загробную жизнь, в ангелов или демонов. Его мир был осязаем, логичен и, как он думал, предсказуем. До того рокового вечера.
Автомобильная авария. Резкий удар, треск металла, крик. А потом – тишина. Не та тишина, что бывает после грозы, а абсолютная, всепоглощающая пустота. Михаил не чувствовал боли, не видел света. Он просто… был. И это «был» было странным, невесомым, будто он сам стал частью этой пустоты.
Когда сознание начало возвращаться, оно пришло не в привычную больничную палату, а в место, где воздух был густым и тяжёлым, пропитанным запахом серы и чего-то ещё, чего Михаил не мог определить, но что вызывало первобытный ужас. Вокруг простиралась бескрайняя равнина, покрытая пеплом и обломками. Небо было багровым, освещённым тусклым, пульсирующим светом, который, казалось, исходил из самой земли.
Михаил попытался встать, но его тело казалось чужим, тяжёлым и неповоротливым. Он огляделся. Вдали виднелись силуэты, движущиеся медленно, словно во сне. Они были похожи на людей, но их фигуры были искажены, их движения – неестественны. Они не издавали звуков, но Михаил чувствовал их присутствие, их страдание.
«Где я?» – прошептал он, и его голос прозвучал хрипло и чуждо.
В ответ раздался тихий, шипящий смех. Из тени одного из обломков вышел силуэт. Он был выше и массивнее остальных, его очертания были нечёткими, но Михаил почувствовал исходящую от него силу, древнюю и зловещую.
«Ты там, где ты заслужил быть, Михаил,» – прозвучал голос, низкий и рокочущий, словно камни, перекатывающиеся в бездне. – «Ты думал, что твоя прагматичность спасёт тебя от последствий?»
Михаил почувствовал, как по его несуществующей спине пробежал холодок. «Последствий? Я… я не понимаю.»
«Ты жил, не задумываясь о других. Ты брал, не отдавая. Ты причинял боль, не замечая её. Твоя жизнь была эгоистичным танцем, и теперь ты танцуешь его здесь, в вечности.»
Михаил попытался возразить, но слова застряли в горле. Он вспомнил моменты из своей жизни: как он обманывал, как пренебрегал близкими, как ставил свои желания выше всего. Он всегда оправдывал себя, находя логичные причины для своих поступков. Но здесь, в этом месте, его оправдания казались ничтожными.
«Это… это ад?» – спросил он, его голос дрожал.
Силуэт склонил голову. «Назови это как хочешь. Для тебя это место, где ты будешь познавать истинную цену своих выборов.»
И тогда началось. Михаил не видел огня, не чувствовал жгучей боли, как в книгах и фильмах. Его мучения были иными. Он видел свои ошибки, свои грехи, развёрнутые перед ним в мельчайших деталях. Он чувствовал боль тех, кого обидел, их разочарование, их страдания. Он был вынужден переживать каждый момент своей жизни с точки зрения жертвы.
Он видел, как его мать плакала, когда он игнорировал её просьбы. Он чувствовал отчаяние своего друга, которого он предал ради выгоды. Он ощущал пустоту в глазах человека, которому он солгал, и знал, что это ложь разрушила его жизнь.
Каждый шаг по пепельной земле был шагом в прошлое, в прошлое, которое он так старательно пытался забыть или оправдать. Он видел, как его собственное лицо искажается в гримасе боли и раскаяния, но это было не его тело, а отражение его души, обнажённой и уязвимой.
Время здесь текло иначе. Казалось, прошли века, а может, лишь мгновения. Михаил не мог отличить одно от другого. Он был обречён на вечное переосмысление, на вечное проживание своих ошибок.
Иногда, вдали, он видел тени других существ, таких же потерянных и страдающих. Они не общались, лишь медленно брели по бескрайней равнине, каждый в своём личном аду. Михаил понимал, что он один из них, что его путь здесь только начался.