— Спасибо, — я проводила курьера, и закрыла входную дверь.
Опустила ладонь на живот — он там, толкается. Мой ребенок. До
сих пор поверить не могу, что забеременела.
Почему именно в тот день, ставший концом? Почему я забеременела
не раньше — не при таких обстоятельствах?
Я бы смогла полюбить своего ребенка, я бы обожала его всей
душой, несмотря на то что мы с его отцом расстались, если бы он не…
если бы я забеременела не в тот день, когда он вышвырнул меня.
Может, получится забыть? Ребенок ведь не виноват ни в чем. Дочь
еще не родилась, я не должна ее обвинять, я и не обвиняю. Я просто
ничего не чувствую к ней.
Погладила живот, и… ничего.
— Славушка, идем, — мама показалась в коридоре, и поманила меня
в комнату. — Антон с Юрой собирают манеж, давай посмотрим. Мужчин
нужно контролировать и вдохновлять.
Я улыбнулась маме, и направилась в свою спальню. Она
преобразилась, курьер привез сборный манеж, приставную колыбель, и
все это сейчас в моей комнате. А раньше здесь висели постеры с
любимыми певцами.
Я присела на кровать, наблюдая, как папа с братом с энтузиазмом
собирают манеж. Готовятся. Радуются. Только мама поглядывает на
меня с тревогой. Она все эти месяцы на меня так смотрит, все то
время, что прошло после моего возвращения домой. Я ничего ей не
рассказывала, сначала даже о беременности своей не говорила.
Стыдно было — перед мамой, перед отцом. Отпустили дочь
отдохнуть, называется. Уже потом, когда поняла, что ребенка
оставлю, призналась. Папа не осудил. Расспрашивал, от кого, но
трясти не стал.
А мама только грустно смотрела на меня, и тревоги в ее взгляде
становилось с каждым днем все больше, и больше. Неужели, она
чувствует, что происходит со мной? Неужели, мои улыбки ее не
обманывают?
— Имя-то дочке выбрала? — спросил папа.
— Может, Зоя? — сестренка села рядом со мной, и спросила: —
Можно?
Я кивнула, и она положила ладонь на мой живот. Улыбнулась
трогательно, и мне горько стало: почему я не могу радоваться? Я
ведь так хотела детей именно от Игната! Безумно хотела, грезила
этим мужчиной.
Если бы я забеременела в любой другой день, не в тех
обстоятельствах… если бы, Боже!
— Анастасия? — предложила сестра. — Или, ой, подожди,
Кристина.
— Юля? — взглянул на меня папа, и я кивнула.
— Мне нравится. Пусть будет Юля.
— Ты даже не выбирала сама. Пусть будет! Ну как так, Слав?! —
возмутилась сестра. — Будь я на твоем месте, я бы с самого начала
имя выбирать, а ты…
— Ты на месте Славы еще очень долго не будешь, — строго перебил
папа. — Ольга, напомню, вам пятнадцать лет, барышня! Какие дети? В
куклы иди играть.
— Славке восемнадцать, всего-то три года разницы, — фыркнула
мелкая. — Я в восемнадцать тоже ребенка хочу, это же счастье.
— Я пойду мусор вынесу, — поднялась с кровати, подошла к картону
от упаковки.
— Я сам, милая.
— Пап, мне не тяжело, и я хочу пройтись, — торопливо
пробормотала, и прошмыгнула мимо мамы.
Все что угодно, лишь бы поскорее остаться в одиночестве. Все эти
месяцы в моем сердце царит стыд. Папа нас обожает, мама не устает
повторять, как он хотел всех нас. Мама тоже детьми грезила, даже
моя маленькая сестра-подросток.
И я такой была. Когда Игната увидела — сразу поняла, что это
моё. То самое, когда сразу, и на всю жизнь. Свадьбу хотела, детей.
Всё с ним хотела, и вот…
— Ну, ребенка я от него получила, — выдохнула я, спускаясь в
лифте на первый этаж.
Под мышкой листы картона, на ногах удобные кроксы, а в сердце
настоящая буря. Она уже который месяц не успокаивается от
понимания: я — та самая девушка, которая не может принять
собственного ребенка.
Наверное, я сгорю за это в аду.
Выбросила картон, и медленным шагом отправилась в дом. Мимо
лавочек со старушками, с молодыми мамочками с колясками. Скоро и я
так буду: выходить на солнышко с дочкой, чтобы погреться; гулять с
ней в парке; кормить, укачивать ее, и… и она ни в чем не виновата.
Не виновата в том, как поступил со мной ее отец!
