Глава 1. Ключ от дома №13
Дождь перестал, когда Эмилия вышла из машины.
Не тишина – а пауза. Как будто сам воздух замер, чтобы не нарушить молчание, которое здесь уже стояло десятилетиями.
Она стояла перед домом №13, ветхим, почти забытым квадратным зданием, возвышавшимся над гнилой изгородью и зарослями дикого плюща, как последний оплот против безумия. Никто не говорил ей, зачем она сюда приехала. Только письмо – сухое, желтоватое, с запахом камфары и чего-то ещё… что нельзя было назвать ни духами, ни плесенью.
«Эмилия, если ты читаешь это – значит, я ушла. И ты – теперь единственная, кто может войти. Не бойся. Дом не проклят. Он просто ждёт.
– Тётя Маргарита»
Тётя Маргарита. Человек, о котором никто в семье не хотел говорить. Её имя произносили шепотом – как будто произнесение вслух могло вызвать её возвращение. Она жила здесь, в этом городе, который даже на картах был помечен точкой с вопросом: «Заброшен?»
Её исчезновение в 1987 году стало городской легендой. Женщина, которая закрылась в доме и больше не выходила. Говорили, она разговаривала со стенами. Что-то слышала. Что-то звала. Потом – тишина. Через три месяца дверь открылась. Внутри – всё на своих местах. Ни следов борьбы. Ни крови. Ни тревоги. Только детская игрушка на полу – кукла без глаз. И на стене – надпись:
«Я не ушла. Я стала частью дома.»
Никто не захотел забирать наследство. Не потому, что оно было малым – наоборот, дом был огромный, с двумя этажами, чердаком, подвалом и садом, где когда-то росли яблони. Но люди боялись. Боялись, что если войдут – то не выйдут. Или выйдут… другими.
Эмилия не верила в привидения. Она была психологом. Специалист по травме. Автор двух книг о «психологии утраты». Ей платили за то, чтобы она объясняла людям, почему они видят то, чего нет. А теперь – она сама приехала туда, где, по слухам, нет ничего, кроме того, чего не должно быть.
Ключ был в конверте, вложенным в письмо. Железный, тяжёлый, с резными зубцами – как будто выкован не для замка, а для запечатывания. На обратной стороне – выгравировано:
«Она знает, когда ты придёшь.»
Она не знала, что это значит. Пока.
Дверь не скрипнула, когда она вставила ключ. Не хрустнула. Не захлопнулась. Она просто… открылась.
Как будто ждала.
Внутри – пахло пылью, но не старостью. Не гнилью. Пахло… чистотой. Такой, которой не бывает в заброшенных домах. Без запаха плесени, без затхлости, без запаха мёртвых животных под полом. Это была чистота, как в больничной палате после дезинфекции. Чистота, которую не могли создать ни время, ни ветер. Чистоту, которую намеренно поддерживали.
Эмилия сделала шаг. Пол – деревянный, тёплый. Ни одной щели. Ни одного скрипа. Ни одного следа обуви. Ни следов паутины. Ни пыли на подоконниках. Хотя окна были заклеены бумагой – старой, потрескавшейся, как пергамент. Но внутри – свет. Не электрический. Не солнечный.
Свет, который исходил из самого воздуха.
Она подняла голову. Потолок – высокий, с лепниной, которая когда-то, возможно, изображала ангелов. Теперь – только гротескные маски, чьи лица наполовину стёрты. Но… все они смотрят на неё. Не скульптуры. Не украшения. Они – наблюдают. Как будто их глаза были вырезаны не инструментом, а… пальцами.
Эмилия пошла в коридор. Длинный. Узкий. Два дверных проёма слева, один – справа. Все закрыты. Ни одна ручка не покрыта пылью. Ни одна дверь не имеет царапин от попыток открыть. Будто их открывали… сегодня.
Она прошла дальше. В гостиной – диван, покрытый белым чехлом. На столе – чашка. Стеклянная. Полная воды. Не испарившаяся. Не застывшая. Просто… полная. Как будто кто-то только что поставил её и ушёл.
