Уже неделю поместье бурлило: все, начиная от экономки и
дворецкого и заканчивая младшим поваренком, готовились к приему
гостей. Сама лиа Одетта пожалует! Да не одна, а с будущей невестой
молодого хозяина!
До их приезда оставалось еще два дня, но особняк уже был убран
сверху донизу: начищенные зеркала, позолоченные рамы картин,
держатели светильников и даже дверные ручки отбрасывали слепящие
блики; ковры, начесанные ретивыми служанками, мягко проминались,
обволакивали ногу и манили пройтись босиком; тонкий аромат цветов,
кадки с которыми установили даже в пустующих комнатах, мешался с
запахом воска для натирания дерева; потолки сияли белизной, а
отмытые до невидимости окна упивались яркими лучами светила.
Маркус в приготовления не вмешивался. Вместе с управляющим он
каждое утро выезжал в угодья и деревни, проверял, что уже сделано,
а что предстоит.
Управляющий, скрупулезно и ничуть не скрывая своей радости от
намечающейся женитьбы хозяина, вернее, от того, что тот скоро
получит доступ к семейным фондам, записывал каждую мелочь и сразу
же подсчитывал сколько золотых еще надо вложить. Те двадцать тысяч,
что Маркус взял у ростовщиков уже были потрачены. Все, до
медяшки.
Большая часть ушла на переселение деревень, а точнее их жителей,
с истощенных земель старого восточного поместья. Переходили они
двумя порталами, через Сивилию, и наверняка для столицы зрелище
было довольно вызывающим: вереница подвод со всяческим деревенским
скарбом и скотиной.
Мать тогда писала ему, возмущалась, что «подруги» не преминули
уколоть ее этим «вонючим караваном», к тому же она узнала, что он
не воспользовался правом рода на бесплатный переход, и требовала
ограничиться одной деревней. Она много еще чего написала и даже
приложила расчет, сделанный ее поверенным и показывающий через
сколько лет окупятся затраты на перенос деревень. Расчет, кстати,
был сделан весьма грамотно — Маркус даже почерпнул из него кое-что
для себя. Но все же сроки были посчитаны неверно. Мать не учла, что
он на три года отменил плату за пользование землей и к тому же на
свои средства построил дома и колодцы. Да, невыгодно. Да, так не
делают. И пускай! Чужое мнение — пыль, носимая ветром, зато он
выполнил обещание отца: дал людям новую землю и новое жилье.
Две деревни он уже осмотрел, на очереди была третья. Она
находилась ближе прочих, всего в часе езды верхом, однако с минуты
на минуту должны были приехать Шон, и Вэлэри. Ну, и рыжий. Так что
Маркус остался дома.
Коротая время до их приезда, он прочел свежий номер «Столичной
жизни», взял книгу, но скоро поймал себя на том, что бездумно
перелистывает страницы, а взгляд его устремлен в окно, на
дорогу.
На душе было неспокойно.
Еще несколько дней назад казалась замечательной идея разбавить
общество матери и Мелани такой несуразной троицей: полукровкой ван
Тероном, академической клиенткой и нищим плебеем, — но сейчас вдруг
стало неуютно. Словно одна его половина рада увидеть Шона и Вэлэри,
другая же вопрошает: а будут ли рады они? Может, следовало
предупредить их о еще одних гостях?
Досадливо тряхнув головой, Маркус закрыл книгу и поднялся. У
зеркала остановился, придирчиво разглядывая отросшие волосы, —
торчат во все стороны, хоть приглаживай, хоть нет. Хуже, чем у
деревенского мужика! К счастью, завтра он от них избавится. Раньше
нельзя было: матери конечно же докладывают обо всем, что происходит
в поместье, и, остригись он, она тут же привезла бы целителя,
хваталась бы за сердце...
Маркус прошелся по правому крылу, предназначенному для членов
семьи. Тихо и безлюдно. Отцовские комнаты стояли запертыми, чисто
убранными после обыска. Маркус в них не заходил. Слишком много
воспоминаний.
