– Что-то многовато у вас троек…
Александр Михайлович вдумчиво листал мой вкладыш в диплом, изучая все отметки. Аукнулось мне безделье в студенчестве.
– О, а вот и «отлично»! По философии!
Сдержанно улыбнулась. Ну наконец-то, хоть одна спасительная пятерочка.
– Я и сам немного разбираюсь в философии. Так вы, говорите, окончили лингвистический факультет и два года работали у Розы Сергеевны?
– Все верно, – я растянула улыбку во все лицо и скрестила пальцы.
Вранье. С Розой Сергеевной я познакомилась только за пару часов до этого момента. Директор школы, Храпов, – ее давний знакомый, поэтому она сразу же при мне позвонила ему и назначила собеседование, не обращая внимания на отсутствие у меня педагогического образования. Видимо, школа очень нуждалась в новом учителе, потому что он притворился, будто тоже этого не заметил.
Храпов ткнул себя пальцем в переносицу, поправляя очки.
– Тут написано, второй язык у вас немецкий?
– Ну да…
Храпов растекся в улыбке, и его широкое лицо собралось в большие складки.
– Значит, вы сможете вести еще и немецкий в старших классах! У нас как раз и учителя немецкого не хватает.
Факинг шит.
– Пожалуй, смогу.
– Прекрасно! Педагогического стажа у вас нет, поэтому, сами понимаете, зарплата пока будет маленькая. Но вот через… Через сколько, Маргарита Александровна? – обратился он к сидящей рядом завучу.
Завуч поправила прилизанную прическу и улыбнулась, натянуто, как сотрудник отеля в Таиланде.
– Я думаю, если она годик тут поработает, то-о… Можно подавать на категорию. Будет на сто рублей в час побольше.
– На сто рублей в час! – улыбнулся во весь рот Храпов и взял ладонь завуча в свою руку, протянувшись через весь стол.
– Уверен, вы быстро обживетесь у нас, Анастасия Юджиновна. Каникулы кончатся через неделю, и тогда же сразу приступите к работе. Вы же согласны?
Нет, блин, я не согласна. Пахать за такую зарплату, как он мне предлагает, – себя не уважать. Да еще и дали мне немецкий. Если английский я еще хоть как-то помню, то с немецким у меня беда. Я не знаю его от слова «совсем». Преподы в универе ставили мне «три» в конце четвертого курса со словами «ни на какой работе не берите немецкий, а если возьмете, не говорите, что учились у нас». И вообще, я не люблю детей. Вот эти «сюси-муси», «он же ребенок». Для меня они такие же взрослые люди, только укороченные. Поэтому если я злюсь на них, то в полную силу, если соревнуюсь, то в полную силу, и никаких там поблажек.
Но сейчас отступать было некуда. В этом году судьба плотно взяла меня в тиски и дотащила в них до жесткого кресла в директорском кабинете. И вот, если я хочу вернуть себе нормальную жизнь, мне придется на какое-то время прикусить язык и на все соглашаться.
– Да, Александр Михайлович, буду с нетерпением ждать начала четверти!
– Замечательно! – Храпов потер ладони и зычно крикнул подслушивающей у двери секретарше: – Амали, оформи, пожалуйста, документы по трудоустройству!
Глава 2
Когда я училась в школе, нам регулярно устраивали разные лекции. Учеников огромной толпой сгоняли в актовый зал, плотно рассаживали, хотя стульев на всех все равно каждый раз не хватало. Приглашенный полицейский или военный – или же просто наш обжшник – выходил на сцену и читал заготовленную речь о вреде алкоголя и правилах ПДД, а мы проводили это время за болтовней, не обращая внимания на шикающих нам дежурных. У учителей примерно такое же происходит на каждом педсовете. На сегодняшний я опоздала минут на десять, но директор с командой завучей еще вообще не явился. По всему залу учителя громко разговаривали, ругались, слушали музыку, играли на телефонах. Кучка бальзаковских женщин шумно обсуждали свои каникульные приключения, сидящие кучкой физруки тупо уставились в телефон, где транслировался футбольный матч.
