- Ты уходишь? – напряженно слежу за тем, как Амтомас накидывает
на широкие плечи рубашку из темного шелка. Она идеально гармонирует
с его черными, как смоль, волосами, упавшими на рельефную
спину.
Любимый убирает их выверенным движением и принимается натягивать
кожаные брюки, прикрывая от моего горящего восхищением взгляда
сильные ноги и по-мужски узкие бедра.
- Не останешься? – голос предательски дрожит, но я упорно
отгоняю от себя пугающие мысли и стараюсь казаться
непринужденной.
Увы, все мои попытки держать лицо смывает презрением, льющимся
из темного взора. Амтомас бросает на меня насмешливый взгляд, в
котором сквозит понимание. И снисходительность, уничтожающая
остатки гордости. Я съеживаюсь под этим холодным блеском, что
мерцает в черных безднах напротив и сильнее сжимаю край простыни,
которой продолжаю прикрывать грудь.
- Ну же, - усмехается вдруг Амтомас. – Смелее. Можешь уже
просить, чтоб я остался, - высокомерно «позволяет» он мне.
- Что? – растерянно шепчу, ощущая во рту и в носу покалывающие
предвестники слез.
«Почему их называют солёными? – мелькает в путающемся сознании.
– Я чувствую лишь горечь. Она скапливается под языком и давит. Ждет
подтверждения моих страшных догадок о намерениях Амтомаса, чтобы
прыснуть наружу позорным рыданием».
- Ладно, не стоит, - будто сжалившись надо мной, отмахивается
Двуликий брюнет. – Всё равно тебе нечем больше удивить меня. Так
что могу и заранее сказать, что никакими способами или жалостливыми
уговорами тебе не удастся вынудить меня задержаться.
«Задержаться», - повторяю про себя, заторможенно хлопая на него
глазами.
Он не сказал «остаться». А только «задержаться». То есть
отношения между нами вообще не рассматриваются.
Максимум, на что я могла бы рассчитывать, это более
продолжительное… «общение», - кидаю опустошенный взгляд на смятую
постель, пытаясь втолкнуть в себя это осознание.
Меня бросают.
Прямо сейчас. Сразу после нашей первой же ночи, которой я
грезила, как волшебством. Ждала, как начала бесконечного счастья,
что должно было окутать нас с любимым и унести к звездам. А
тут…
Он уходит от меня.
Это даже разрывом отношений не назовешь. Ведь о каких отношениях
может идти речь, если был всего лишь раз, который… Который
Амтомаса, видимо, совсем не устроил. Иначе он бы хотя бы пожелал
«задержаться»… Разве нет?
«Почему он еще здесь? Тянет время, чтобы вдоволь напитаться моим
унижением? Ну да. Иного удовольствия я ему, по всей видимости,
доставить не сумела», - перевожу раздавленный взор к ногам того,
кого любила всей душой. Ради которого готова была на что угодно.
Потребуй он вырвать себе сердце и подарить ему, я бы и это сумела
как-нибудь устроить. Ведь я отныне Асина! Младшая дочь древнего
рода Платиновых вервольфов.
Но ему моё обливающееся кровью сердце оказалось ни к чему.
Амтомас равнодушно отшвырнул его, едва опробовав вкус моей
любви.
И мне чудится, что если продолжу вот так смотреть на его
начищенные ботинки, то увижу, как истошно бьется в агонии сердце,
покинувшее мою опустошенную грудь. Будто Амтомас вот-вот наступит
на него и раздавит, слегка поморщившись в брезгливости.
Лишь поэтому я собираю волю в кулак и поднимаю глаза к его
красивому чуть смуглому лицу с волевым подбородком. Замираю,
готовясь наткнуться на холод в его темно-карих радужках, которые
еще недавно виделись мне опаляющими солнцами. Но он не смотрит на
меня.
Амтомасу отныне безразлично не только моё тело. Ему даже своим
триумфом насладиться лень. Как сытый хищник, он неторопливо
завершает свой туалет. Отточенными движениями прикрепляет именное
оружие к ремню, застегивает пуговицы на вороте, проверяет манжеты
и, заметив непорядок, недовольно дергает кончик рукава.
