«Выбирай», «Спасай», «Убей».
Она проснулась в обломках своего корабля, вцепившись в мертвый металл, как в молитве. Воздух пах кровью и гниющими цветами. Офион – так назвала эту планету ее команда, пока их голоса не растворились в эфире. Теперь лишь Лост Дипрайв осталась, чтобы услышать, как пески этого ада шепчут ее имя сквозь вой ветра. Ее скафандр треснул, как яичная скорлупа, и черная смола – не кровь, нет, нечто гуще, древнее – сочилась из ран, смешиваясь с пеплом атмосферы. Над головой повисли башни, похожие на скелеты титанов, сплетенные из костей и ржавых шестерен. Они дышали. Каждая щель, каждый изгиб пульсировал, словно в жилах камня текла чужая жизнь. Оссирий Павших – так гласили записи, но теперь Лост понимала: это не руины. Это тюрьма.
Первая смерть пришла с закатом. Тварь, похожая на разорванный зонтик из плоти и шипов, вырвалась из трещины в небе. Ее голос звучал как скрип ножей по стеклу. Лост бежала, спотыкаясь о корни, напоминавшие сжатые кулаки, пока когти не впились ей в спину. Боль была сладкой и ядовитой, как обещание.
А потом – пробуждение. Снова в обломках. Скафандр цел, раны исчезли, но под кожей шевелились воспоминания о когтях. В ушах звенел голос Офиона, глухой и многослойный:
– Ты принадлежишь Лабиринту. Он голоден.
На запястье мерцал шрам в форме спирали – метка Хроноса, как назвала это Лост. Каждая смерть оставляла новый виток, каждый виток тянул глубже в петлю, где время сгнивало по краям. Она искала Сердце Абсидала, артефакт, который обещал разорвать цикл. Но Лабиринт подбрасывал игру: дневники с ее почерком, которые она не писала; голоса погибших коллег, шепчущие из теней; статуи, повторяющие ее лицо, искаженное ужасом.
В третьей жизни она нашла Храм Зеркальных Слез. Залы были усеяны скелетами в скафандрах, идентичных ее собственному. На стенах – надписи кровью: «Беги», «Он смотрит», «Мы – это ты». А в центре, под куполом из сломанных ребер, лежало существо. Его тело состояло из ее воспоминаний: детская кукла дочери, которую она оставила на Земле; лицо первого капитана, сгоревшего в агонии; ее собственные глаза, вытащенные из орбит и превращенные в маятники.
– Ты не сбежишь, – прошелестело создание, – ты – песчинка в песочных часах Бездны.
Когда Лост выстрелила, мир рассыпался, как стеклянная паутина. Она проснулась. Снова.
Игра началась заново.
Тени здесь двигались быстрее, чем свет. Лост шла сквозь каньоны, вырезанные из спрессованного времени, где стены шептали обрывками ее голоса. "Ты уже здесь была", – звучало справа. "Ты еще придешь", – отзывалось слева. Песок под ногами не был песком – это были осколки зубов, мелких, как у ребенка, и огромных, искривленных, будто вырванных у кита-падальщика. Они хрустели, цепляясь за подошвы, словно пытаясь удержать ее.
Воздух сгустился до желе, пропитанного запахом медного страха. Впереди, за гребнем скалы, маячил Лес Спиралей – частокол из костяных стеблей, увенчанных соцветиями из человеческих глаз. Зрачки следили за Лост, сужаясь и расширяясь в такт ее шагам. Она прижала ладонь к шраму-спирали. Метка горела, как уголь.
– Он близко, – прошипел ветер голосом ее погибшей напарницы, Кайры. – Он в твоих венах.
Лост нащупала пистолет – "Пожиратель Эхо", оружие, выкованное из того же черного сплава, что и башни Оссирия. Его ствол пульсировал, словно живой. Она помнила, как в прошлом цикле пули, выпущенные отсюда, возвращались, впиваясь в ее собственные ребра. Но выбора не было.
Лес сомкнулся над ней. Глаза на стеблях замигали, и мир перевернулся. Теперь она шла по потолку, а под ногами зияла бездна, где копошились силуэты с ее лицом. Они протягивали руки, шепча: "Спустись. Мы – твои тени. Мы устали ждать."
