Собрания «пятидесятников» стали для Валентины жизненной потребностью. Особенно после того, как её благословили проповедовать. Вообще-то каждый член общины имеет право в личном общении проповедовать Христа. Но перед аудиторией – только по благословению. Валентине давно хотелось выйти на сцену и обращаться к множеству людей. А в конце речи благословить собрание, как это делает Фёдор.
Собирая актив клуба, она не упускала возможности донести слово Божие, как ей советовала Зоя: зацепиться за обычную жизненную ситуацию и найди параллели в Писании. Она так и делала.
Зашла как-то речь о расширении ассортимента продуктов в клубном буфете, Валентина припомнила притчу о Марфе, которая заботилась о большом угощении, и сестре её Марии, внимающей спасительным речам Христа. И даже процитировала Евангелие: «Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё». Понятно, что после такой отповеди вопрос о покупке для буфета копчёной колбасы и палтуса снялся автоматически.
Чтобы избежать душеспасительных бесед, клубные активисты по всем делам шли прямиком к Валентине в кабинет. Лишаясь публики, она как бы теряла ораторский пыл. Ей проще было сразу перейти к делу: отказать или утвердить. Решив вопрос положительно, всегда добавляла: «Благословляю тебя!». А если отказывала, напутствовала по-мирски: «Ну, иди, работай».
Валентина уже сама не помнила, когда начала благословлять. Ей казалось, что разрешение это она получила вместе с добром на проповедь. Но поскольку благословляла она только знакомых в личной беседе, никто из них не сомневался, что эта миссия на неё возложена начальством. «Этими еретиками», как говорили православные старухи. «Чокнутыми баптистами» – уточняли остальные.
Но однажды, когда в кабинет ввалился зоотехник Олег с требованием вернуть его незаконно запертую коллекцию видеокассет, Валентина ответила негромко, но отчётливо: «Олег, я ведь не только благословлять могу, но и проклинать». Не могла же она признаться, что кассету с фильмом «Эммануэль» выкинула на помойку и теперь опасалась, что он обнаружит пропажу. Бормоча невнятные угрозы, Олег выскочил из кабинета.
С этих пор Вальку Фомичёву в Ольховке стали побаиваться и избегать. Легко и свободно она чувствовала себя только со «своими» и постоянно забегала то в оранжерею, то в дальнюю комнату, где всегда копошился кто-нибудь из общины. И особенно в Луге, на собраниях или на складе гуманитарки у Зои. А с недавних пор – в уютном кафе, которое посещало только руководство центра, и куда Зоя привела Валентину и Фёдора, чтобы они могли пообщаться.
Это кафе стало местом их свиданий. Конечно, наедине побыть не удавалось, но эти встречи хоть немного компенсировали негласный запрет на поездки Фёдора в Ольховку. Следило руководство центра за моральным обликом своих подопечных, а Фёдор Шулепа при всём своём пастырстве и всеобщем уважении относился к числу поселенцев.
