Потупив взгляд, прячу
всколыхнувшуюся внутри меня ярость и капризно надуваю губы:
- Но, дядюшка, летом у всех обычно
много дел: уход за урожаем, охота, приготовление запасов на зиму.
Наверняка не все кланы смогут приехать. Да и простому народу будет
не до забав. А мне так хочется пышный праздник! Может быть, мы
отложим свадьбу и коронацию до середины осени?
- Но ведь тогда тебе придётся ждать
несколько месяцев, - в голосе дядюшки притворная забота.
- Ну и что! – продолжаю притворяться
избалованной и капризной. – Зато созреют мои любимые сливы и
персики. А ещё дозреет фундук, так что я смогу порадовать себя
любимыми десертами. Свадьба же всего раз в жизни, так что мне
хочется, чтобы всё прошло идеально. А ещё я планирую съездить в
монастырь, который построила моя бабушка - помолиться и попросить,
чтобы Боги одарили нас своей милостью. После свадьбы мне будет не
до этого, ведь от королевы ждут, что она как можно скорее родит
наследника.
Произнеся последнюю фразу, мысленно
себе аплодирую: озвучивая этот бред, мне удалось не поморщиться и
всё время удерживать на лице наивно-восторженное выражение.
Слуга ставит передо мной шоколадное
пирожное. Самое любимое. Вот только Тень предупреждающе сжимает моё
плечо, а значит, прикасаться к лакомству ни в коем случае нельзя.
На меня почти не действуют яды и приворотные зелья, но самое
глупое, что можно сделать в моей ситуации – довериться мнимому
чувству безопасности. Осталось придумать, как отказаться от
любимого десерта так, чтобы не вызвать подозрений.
- Дорогая, - вступает в разговор
дядюшкин сын и мой жених Дюкен, - мне кажется, что ты и без того
излишне религиозна.
Роль религиозной фанатички даётся
мне гораздо проще, чем капризной дурочки, поскольку, прикрываясь
ею, мне удаётся пресекать грязные домогательства и отказываться от
слюнявых поцелуев Дюкена. Внешностью и склонностью к перееданию он
пошёл в отца, поэтому в двадцать пять выглядит на все сорок
благодаря второму подбородку, объёмному пузу и лысеющей макушке. В
сочетании с маленькими глазками и носом, теряющимся в складках щёк
– отвратительное зрелище. И вот за это ничтожество, которое даже
меч держать не умеет, я должна выйти замуж? Ни за что! А значит,
нужно и дальше притворяться, чтобы не вызвать ненужных подозрений в
том, что в моей красивой голове есть ещё и собственное мнение.
Патетически заламываю руки:
- Ты что! Как можно такое говорить!
Я ведь будущая правительница, так что кому как не мне просить
милости у Богов для нашего великого королевства?! Я должна
показывать пример благочестия и служить нравственным ориентиром для
моих подданных! Только следование заветам Богов приведёт нашу
страну к процветанию и благоденствию!
- Ты, безусловно, права, -
скривившись, поддакивает дядюшка.
Наверняка снова жалеет о том дне,
когда привёл ко мне религиозного фанатика одного из радикальных
ответвлений нашей религии. Дядюшка надеялся, что благодаря речам
жреца я стану более смиренной и покорной, поскольку в постулатах
этого религиозного ответвления есть идеи о том, что женщины должны
во всём полагаться на мужчин, что высшей добродетелью является
скромность и уважение старших.
Во времена моей прабабки за подобные
мысли казнили бы, но, к сожалению, она давно мертва.
Когда думаю о ней, понимаю, почему
она согласилась нарушить традиции и разрешить дочери взять мужа из
горного княжества – раньше воля женщин нашего рода не подвергалась
сомнению, а её дочь влюбилась настолько, что не позволила бы
кому-то вмешаться.
Сейчас уже сложно достоверно
установить, почему произошёл горный обвал, похоронивший прабабушку,
но случилось это через несколько месяцев после той злосчастной
свадьбы. И затем в течение двух лет из-за несчастных случаев
погибли один за другим все трое прабабушкиных мужей.
