Настоящее время
Варя сидела на подоконнике,
прижимаясь к холодному стеклу. Человеку, если бы таковой вдруг
оказался на улице в столь позднее время, да и ещё в такую собачью
погоду, увидевшему в проёме окна одинокий силуэт, могло показаться,
что кто-то любопытный заинтересовался подарком природы и, сидя
дома, радуется, что стихия не застала его на улице.
Весь день снова нещадно палило
солнце. Такого изнуряюще жаркого мая не могли припомнить даже
старожилы. Люди уже вторую неделю изнывали от палящего зноя. И вот
наконец-то свершилось! Дождь, выпрашиваемый людьми у всех богов
подряд, не просто пошёл сплошным потоком — он хлынул с небес на
задохнувшийся от жары и пыли город. Его тугие струи с силой били по
запылённым улицам, умывая всё вокруг. Грязная дождевая вода
бурлящей рекой боролась с ливнёвками и побеждала их. Редкие машины,
проезжавшие по затопленным дорогам, хлёсткой волной обдавали
обочину и тротуар.
Но сидевшая на подоконнике девушка
ничего не замечала. По её мокрому от слёз лицу, изредка освещаемому
фарами проезжающих машин, живой тенью струились потоки бьющего по
стеклу дождя. Нет, она уже не плакала, слёз больше не было, а в
сердце поселились холод и пустота. Жизненные силы её души иссякли.
Вместо человека на подоконнике теперь сидела большая тряпичная
кукла, небрежно отброшенная хозяином как ненужная и мешающая ему
вещь. Казалось, стоит только дотронуться до неё, и она упадёт вам
под ноги.
— Варя! — тихонько позвала пожилая
женщина и постучалась в закрытую дверь, — Варюша! Девочка моя,
можно, я войду? Я знаю, что ты не спишь.
Из-за закрытой двери по-прежнему не
раздавалось ни звука. Эта высокая, статная и всегда ухоженная
женщина сейчас была настолько растеряна и встревожена, что совсем
не соответствовала своему обычному облику. Её волосы, всегда
уложенные в высокую причёску, теперь топорщились в разные стороны,
как перья у испуганной вороны. Лицо, обычно моложавое, несмотря на
преклонный возраст, поблекло, словно выцвело, и как-то разом подло
заявило об истинных годах женщины. Глаза лихорадочно блестели. Весь
наряд, каждая надетая на неё вещь сейчас тоже жила своей жизнью.
Кружевной воротник любимой блузки с одной стороны некрасиво торчал
вверх, юбка сбилась, о чём свидетельствовала шлица, уползшая
куда-то вбок, а на ногах вместо привычных аккуратных лодочек из
мягкой кожи были надеты тапочки, обычно используемые женщиной при
необходимости только в ночное время.
Приложив ухо к двери, старушка (а
сейчас она именно так и выглядела) несколько минут тревожно
прислушивалась, пытаясь расслышать в тишине комнаты внучки хоть
какие-то звуки. Затем, так ничего и не расслышав, вздохнула, ещё
раз постучала и на этот раз громко и решительно сказала:
— Варюша?! Я вхожу!
Осторожно открыв дверь, Светлана
Михайловна, бабушка Вари, вошла в комнату, в которую проникал
только свет из коридора. Близоруко сощурившись, с тревогой
огляделась по сторонам. Заметив девушку, сидящую на подоконнике,
решительно направилась к ней.
— Варюша! — Подойдя к внучке, она
нежно обняла и прижала её к себе. — Девочка моя любимая! Ты сейчас
очень расстроена, потерялась в своих переживаниях. Как мне тебе
помочь? Как достучаться до твоего сердечка?
Ожидая от внучки ответа на свои
слова, она замолчала, а затем, так и не дождавшись никакой реакции,
продолжила:
— Понимаю, твой мир рухнул. Какими
словами я смогу вытащить тебя сюда, ко мне? Не знаю, за что Господь
на нас так разгневался… Сколько горя на нашу семью!
По щекам пожилой женщины потекли
слёзы. Спустя какое-то время она вновь попыталась заговорить с
девушкой.
— Прости меня, моя девочка... Вот,
поверь: жизнь прожила, много горя пережила, а слов подходящих,
чтобы утешить тебя, найти не могу. Да и что тут скажешь… Ты за свои
годы уже столько испытала, что не каждому за всю его долгую жизнь
достанется. Обидно, конечно, что Господь тебе не пряники, а орехи
отсыпал… Заставил тебя рано повзрослеть, — шептала Светлана
Михайловна, поглаживая Варю по плечу.
