Вагон первого класса «Стального Феникса» дышал сдержанной роскошью, непривычной для Александры Ландо. Здесь не было оглушительного грохота третьего класса – лишь подспудный гул огромных колес, дробящих рельсы, вибрировал в полированных панелях красного дерева и толстом бордовом ковре под ногами. Воздух пах дорогой кожей, воском для дерева и едва уловимым цветочным шлейфом духов дамы, покинувшей купе на предыдущей станции.
Александра сидела в одиночестве. Ее фигура в строгом дорожном платье из темно- синего бархата казалась миниатюрной в глубоком кресле, обитом плотной зеленой тканью. Высокая спинка и широкие подлокотники из темного дерева давали ощущение уединения. Большие окна, обрамленные тяжелыми шторами, пропускали скупой свет хмурого дня. На столике перед ней стоял недопитый стакан воды; капли конденсата стекали по гладкой поверхности.
Невысокая, с тонкими, почти прозрачными на вид запястьями, она прижималась лбом к прохладному стеклу. Светлые волосы, собранные в аккуратный пучок, отливали бледным золотом в свете ламп. Лицо ее, с правильными, тонкими чертами, могло бы считаться красивым, если бы не мертвенная бледность. Тени под янтарными глазами говорили о глубокой усталости. В них не было интереса к роскоши салона – взгляд был прикован к мелькающему за окном миру.
В руках, спрятанных в складках платья, она сжимала маленький круглый предмет. Холодное серебро складного зеркальца впивалось в кожу ладони, узор витиеватой оправы отпечатывался на ней. Она не видела в нем своего отражения. Она видела за стеклом бескрайние изумрудные луга, расчерченные темными линиями каменных изгородей; белые точки овец, неподвижных под начинающимся мелким дождем, и тяжелые, сытые фигуры коров; серебристую змейку реки Сторн и темнеющий на холме силуэт Гримвуда – леса, хранившего ее детские тайны и страхи.
Дом.
Слово прозвучало в ее сознании не радостным колокольчиком, а глухим ударом гонга. Двенадцать лет. Двенадцать лет бегства в шумный, безликий Лэнгдон, в попытках стать кем-то другим, забыть. И вот этот роскошный кокон на колесах вез ее обратно. В самое сердце Грэйстоуна. В самое сердце ее боли.
Этот вид… Он был одновременно родным до щемящей тоски и чужим до отчаяния. Здесь, за чистым стеклом первого класса, простирался мир, где она была так же безумно счастлива, как и глубоко несчастна. Мир, где остались ее самые яркие солнечные воспоминания и самые черные, бездонные пропасти горя. Мир, который забрал у нее всё. Не сразу, нет. Отца она не помнила – лишь смутное ощущение теплой руки и запах табака, унесенные смертью, когда ей было четыре. Мать угасала медленно… оставив двух девочек в пустеющем доме, полном теней и долгов.
И Мэди… Ее Мэди. Весь ее мир, сжавшийся до хрупкой фигуры старшей сестры. Ее защитница, лучший друг, мать, отец – всё в одном лице. Мэди, чьи мечты о палитрах и академии изящных искусств похоронила жестокая необходимость. В девятнадцать лет на ее плечи легла опека над двенадцатилетней Алекс, управление рушащейся жизнью и борьба с ненасытными кредиторами. Она стала взрослой за одну ночь, отложив свои краски и надежды.
Александра крепче сжала зеркальце, чувствуя, как холод серебра проникает глубже. Дождь за окном усилился, превращая знакомые поля в размытую акварель. Капли стекали по стеклу, как слезы, которые она не позволяла себе пролить.
Мэди исчезла навсегда.
Слова констеблей в темно-синих мундирах всплыли в памяти, резкие и безжалостные: «Сбежала мисс Ландо. Явное дело. Молода, груз непосильный. Наверняка махнула рукой, отправилась искать счастья, сбросила оковы». Их голоса звучали так уверенно, так… обыденно. Они избегали смотреть в глаза двенадцатилетней Александре, оставшейся совершенно одной. И Алекс… Алекс цеплялась за их версию. О, как она цеплялась! Мысли о Мэди, рисующей закаты на скалах Корвиолла или смеющейся в солнечной мастерской на берегу океана, были ее спасательным кругом. Эти картины грели ее в холодной квартире тети, куда ее определили органы опеки. Они давали силы вставать, учить чужих детей, терпеть снисходительные взгляды работодателей. Мэди жива. Мэди свободна. Она счастлива где-то там, без этого кошмара. Без Александры. Эта сладкая ложь держала ее на плаву все эти годы.
