30 марта 2033 года. 21:52
Кингшенг Ляо
Очередной рассвет забрезжил на границе между круглой голубой
землей и бесконечным мраком космоса.
— Семь.
Слова сами вырвались из груди.
Я потер уставшие глаза, но продолжил перебирать системные
алгоритмы «Шэньчжоу». В голове постоянно мелькают цифры. Считать,
вспоминать становится все труднее, но я заставляю себя. Цифры — это
единственное, что не позволяет мне сойти с ума.
Восемьсот сорок один день на станции.
Семьсот пятьдесят дней задержки миссии.
Семьсот двадцать шесть дней молчания от центра командования
Цзюцуань.
Седьмой рассвет за сутки.
И уже тридцать четыре часа я пишу свой путь домой.
Мысль, как яркая вспышка света, пронзила мой истощенный мозг
тридцать четыре часа назад: я смогу вернуться домой!
Снова раздался стук из модуля «Вэньтянь». Минг Чан пытался
открыть люк между модулями. Я перетянул ручку открытия люка
стропами, но не думаю, что они удержат его надолго.
Страх перед Мингом зарядил кровь остатками адреналина, хотя его
количество тоже истощилось за два с половиной года пребывания на
станции.
Алгоритмы светились на мониторе цветными комбинациями,
схематическими блоками, логическими диапазонами. Я читал мозг
«Шэньчжоу», перешивал его, удалял ненужное и создавал новые
числовые тропы, чтобы он не заплутал в бесконечном пространстве
между Землей и орбитой.
Восемьсот сорок один день на станции.
Четыреста восемь километров до Земли.
Восемь тонн — масса корабля.
Три часа сорок минут — расчётное время посадки в районе немецких
Альп.
Очередной проблеск света в иллюминаторе.
— Восемь, — выдохнул я.
Прошло девяносто минут с предыдущего рассвета, а казалось всего
пять. В нынешнем состоянии истощения мозг работает медленнее. А
стук где-то за стенами модулей стал интенсивнее. Минг Чан свирепел,
он знал, что я собирался свалить. Но он не собирался отпускать меня
со станции. Я нужен был ему для пропитания. Как и остальные четверо
тайкунавтов, что он убил.
Восемьсот сорок один день на станции.
Четыреста семьдесят шесть дней с момента истощения
продовольственных запасов.
Сто двадцать дней со дня убийства Нинг Энлея.
К настоящему моменту у Минга должны были закончиться запасы тела
Нинга. Теперь моя очередь послужить ему пищей.
Все это время я питаюсь скудными ростками водорослей. Их
немного, их хватает лишь на одного. За это время в полной изоляции
каждый из нас выживал, как мог. Каждый делал выбор. Я выбрал
водоросли, остальные — каннибализм. Теперь же остался лишь один из
них. Я стараюсь не отвлекаться на шум, хотя явственно представляю,
как Минг яростно избивает заблокированный люк.
Автономный модуль «Сюньтянь», дрейфующий с телескопом на одной с
нами орбите, послал мне сигнал предварительной готовности. Он
помогал мне отслеживать точку посадки. Его алгоритмы тоже есть в
моих формулах. Я должен успеть. Должен дописать код до момента
прохода станции над точкой отстыковки корабля.
— Девять …
Глаза слипаются, все размыто, цифры сливаются в бесконечную
зеленую массу на черном фоне. Посторонний код, вшитый в жесткий
диск «Шэньчжоу», все время мелькает то тут, то там, сбивая
расчеты.
Неизвестная мне система запуска ракет со странным библейским
названием искусственно вкраплена в мозг корабля, вкраплена
неаккуратно, безалаберно, как будто кто-то торопился ее записать в
дрова, чтобы успеть отправить на станцию. Я вырезаю все, что
связано с этой системой, и кладу в отдельное файловое хранилище. Я
не знаю, для чего предназначена эта система, никто не снабдил
инструкциями. Ее просто послали сюда впопыхах.
К чему? Зачем? За нами все равно так никто и не вернулся.
Китайская модульная космическая станция — гордость Поднебесной,
дерзкое заявление о собственной космической мощи — покинута,
забыта. Мы одиноко дрейфуем в космосе почти три года, пища в
отсутствие поставок с земли закончилась спустя год после последнего
звонка с Земли, как бы мы ни старались ее экономить, мы стали
поедать друг друга…
