Берёзовск. Имя этого города редко мелькало где-то за пределами областных карт. Он лежал в долине, окутанный вечными сумерками промышленного прошлого, словно затянутый дымкой забытья. Не город – сон наяву. Узкие улочки, вымощенные булыжником, еще помнящим стук копыт, вились меж кирпичных громадин позапрошлого века. Фасады, некогда гордые и строгие, теперь потемнели от копоти и времени, их штукатурка осыпалась, обнажая рыжую плоть кирпича. Окна, словно слепые глаза, отражали лишь серое небо. Редкие фонари, установленные, кажется, еще при царе-батюшке, отбрасывали на асфальт не свет, а длинные, дрожащие тени, которые сливались в причудливые, пугающие узоры, стоило солнцу скрыться за линией заводских труб на горизонте. Воздух здесь всегда был пропитан запахом старой пыли, влажной земли и едва уловимым, но въедливым духом застоя.
Здесь не происходило ничего. Никогда. Разве что старушки перемывали косточки соседям на лавочках у обшарпанного ДК «Прогресс», да редкие пьяные голоса нарушали ночную тишину, растворяясь в гуле ветра в телеграфных проводах. Жизнь текла медленно, как застоявшаяся вода в обмелевшей речушке Березанке, огибавшей город. Пока не нашли первое тело.
Ее обнаружили на рассвете в парке «Старый дуб». Туман стелился над пожухлой травой, цепляясь холодными пальцами за стволы вековых деревьев. Анна Сорокина, двадцать восемь лет, кассирша из местного супермаркета «Рассвет». Она лежала на спине у подножия самого старого дуба – того самого, что дал имя парку. Листва над ней была еще густа, но первые желтые листья уже осыпались на ее бледное, словно восковое, лицо. Шея… Шея была открыта взгляду неба зияющей, страшной раной, темной и липкой. Кровь запеклась на воротнике ее недорогого плаща, пропитала землю вокруг. Но самое леденящее душу зрелище ожидало того, кто осмеливался опустить взгляд ниже. На груди, прямо поверх тонкой кофточки, ножом или бритвой был вырезан символ: знак «Паука». Линии были неровные, торопливые, но безошибочно узнаваемые. Знак, высеченный на еще теплой плоти, казался не просто меткой убийцы – он был кощунством, вызовом, брошенным в лицо самой жизни и всему, что в этом тихом городке считалось нормальным, обыденным, святым.
Тишина Берёзовска лопнула, как мыльный пузырь. Но вместо громкого звука – на город опустилась новая, гнетущая тишина, сотканная из шепота, страха и недоверия. Страх, однако, оказался лишь первым глотком горького напитка. Потом была вторая. Ольга Ветрова, тридцать два года, швея. Нашли ее через неделю в подвале ее же дома. Не перерезанное горло, а… изуродованное тело. Методы стали изощреннее, жестокость – холоднее, расчетливее. Третья жертва, студентка Настя Колесник, исчезла по дороге из института. Ее нашли в дренажной канаве на окраине, с множественными ножевыми ранениями и тем же перевернутым крестом, выжженным на коже паяльником. Четвертая…
С каждым новым телом, с каждой новой жуткой находкой, убийца словно набирал силу, уверенность. Его почерк эволюционировал в сторону немыслимого садизма. Пятая жертва. Маргарита Зимина, сорок лет, бухгалтер. Ее автомобиль, старенький «Жигулёнок», обнаружили догорающим на пустыре за старым мясокомбинатом. Когда пожарные сбили пламя и вскрыли обугленные двери, внутри, пристегнутая ремнем безопасности к водительскому сиденью, сидела… точнее, тлела, обугленная до неузнаваемости фигура. Заживо. Следствие установило: бензин был выплеснут внутрь, двери заблокированы снаружи, подожжена машина была так, чтобы жертва видела приближение огня, чувствовала жар, понимала неизбежность. И снова символ – знак «Паук», выцарапанный, казалось, когтями на обгоревшей приборной панели.
