Песнь Серебряного моря

Героями не рождаются –

Героями умирают…

Неизвестный автор

Боль разочарования…

Истерзанные души.

И шепчет кто-то тихий:

«Не слушай их! Не слушай!

Отринь и злость, и гнев,

И лёд вновь станет пламень!»

Но так на плечи давит

Судьбы тяжёлый камень…

И смерть уж не пугает

Забвенья тёмной тайной,

И кажется нелепым

Борьба и сострадание.

Как свечи угасает

Души горящий факел.

И больше не волнует:

«А что же будет дальше?»

И только из упрямства

Опять иду сражаться,

Когтями и клыками

За эту жизнь цепляться.

Не требуя награды,

Не веря в понимание,

Я вновь ищу ответа…

Но мир хранит молчание.

И с зимним равнодушьем

Мольбам он не внимает,

Лишь слезы в утешенье

И горечь мне оставит…

стихи автора

Солнце в пене морской потонуло, и берег заснул.

А высоко в горах чья-то боль о несбыточном пела.

Песня падала в воду, и горького голоса гул

Затихал, умирая на кромке ночного предела.

И пришла тишина… И представила я в тишине

На вечерней скале одинокое сердце, от боли

Исходившее кровью и песней в седой вышине

О прекрасной судьбе, что уже не воротится боле.

Э.Сёдергран

Осеннее закатное солнце вызолотило серебряную листву, заставило гореть янтарём стволы эльфийских деревьев. Сам воздух потерял прозрачность: стал оранжево-багровым.

Небо застилали серо-кремовые лоскуты тяжёлых дождевых облаков. Ветра не было, и они зависли почти неподвижные – оттого на лес опустились ранние сумерки.

И даже сияющий белый туман, что клубился над тропинками, не мог разогнать этот мрак.

Мир словно замер. Вечер был противоестественно тих. Птицы не щебетали в листве, попряталось зверьё, ветер не смел всколыхнуть неземной покой леса своим дуновеньем.

И только один звук пронзал мёртвую тишь.

Это был голос, звонкий, журчащий, как воды серебряной Лианэли, и столь грустный, что сердце замирало, слушая его. Песня звенела в лесу, перелетая с ветви на ветвь, мелодия перекатывалась, как морские волны, как струны волшебной эльфийской арфы. Она казалась такой неземной, нереальной…

Если бы человек услышал её в этот тёмный закатный час, он решил бы, будто ему пригрезилось, или что это поёт какой-нибудь коварный лесной дух, желая заманить одинокого путника в чащу.

Но люди уже давно не вторгались в долину Элтлантиса, ибо это были владения эльфов, и здесь не любили чужаков.

Несомненно, таинственная певица была эльфом. Скорбь и нежность, любовь и отчаяние, величие и гибель сплетались воедино в дивной мелодии, растекавшейся по лесу. Прислушавшись, можно было различить отдельные слова в звенящем напеве, подобном песне моря и шуму прибоя, и слова тоже, конечно, были эльфийскими.

На тропе мелькнула серая тень. Появилась на миг и исчезла. В любом другом месте её можно было принять за обман зрения, случайное видение, игру света. Но здесь, в землях эльфов, любое видение было неспроста.

И вот теперь лучи солнца, пробившись сквозь пелену свинцовых облаков, высветили на тропе высокий силуэт белокурого эльфа.

Он и вправду был похож на бесплотный призрак, так легко и бесшумно скользил средь кустов и стволов деревьев. Даже мягкий ковёр мха не пригибался под его ногами.

Эльф шёл не спеша, временами останавливался, прислушиваясь. Он шёл на звук эльфийской баллады, и сердце его сжималось в груди и стонало как раненый зверь. Всё было в этих звуках – всё, что было дорого ему; всё, что он любил, что лелеял и боялся потерять…

Неземной печалью наполнилась душа эльфа Эктавиана и рвалась умчаться прочь. Прочь, за Море – туда, где лишь безмятежность и покой.

Шелест листвы, эльфийские баллады, свет звёзд и улыбки друзей, любовь и разлука, и плеск солёных волн, и стоны чаек – всё это было в печальной и горькой песне, светлой и гибельной одновременно.