Героями не рождаются –
Героями умирают…
Неизвестный автор
Боль разочарования…
Истерзанные души.
И шепчет кто-то тихий:
«Не слушай их! Не слушай!
Отринь и злость, и гнев,
И лёд вновь станет пламень!»
Но так на плечи давит
Судьбы тяжёлый камень…
И смерть уж не пугает
Забвенья тёмной тайной,
И кажется нелепым
Борьба и сострадание.
Как свечи угасает
Души горящий факел.
И больше не волнует:
«А что же будет дальше?»
И только из упрямства
Опять иду сражаться,
Когтями и клыками
За эту жизнь цепляться.
Не требуя награды,
Не веря в понимание,
Я вновь ищу ответа…
Но мир хранит молчание.
И с зимним равнодушьем
Мольбам он не внимает,
Лишь слезы в утешенье
И горечь мне оставит…
стихи автора
Солнце в пене морской потонуло, и
берег заснул.
А высоко в горах чья-то боль о
несбыточном пела.
Песня падала в воду, и горького
голоса гул
Затихал, умирая на кромке ночного
предела.
И пришла тишина… И представила я в
тишине
На вечерней скале одинокое сердце,
от боли
Исходившее кровью и песней в седой
вышине
О прекрасной судьбе, что уже не
воротится боле.
Э.Сёдергран
Осеннее закатное солнце вызолотило
серебряную листву, заставило гореть янтарём стволы эльфийских
деревьев. Сам воздух потерял прозрачность: стал
оранжево-багровым.
Небо застилали серо-кремовые лоскуты
тяжёлых дождевых облаков. Ветра не было, и они зависли почти
неподвижные – оттого на лес опустились ранние сумерки.
И даже сияющий белый туман, что
клубился над тропинками, не мог разогнать этот мрак.
Мир словно замер. Вечер был
противоестественно тих. Птицы не щебетали в листве, попряталось
зверьё, ветер не смел всколыхнуть неземной покой леса своим
дуновеньем.
И только один звук пронзал мёртвую
тишь.
Это был голос, звонкий, журчащий,
как воды серебряной Лианэли, и столь грустный, что сердце замирало,
слушая его. Песня звенела в лесу, перелетая с ветви на ветвь,
мелодия перекатывалась, как морские волны, как струны волшебной
эльфийской арфы. Она казалась такой неземной, нереальной…
Если бы человек услышал её в этот
тёмный закатный час, он решил бы, будто ему пригрезилось, или что
это поёт какой-нибудь коварный лесной дух, желая заманить одинокого
путника в чащу.
Но люди уже давно не вторгались в
долину Элтлантиса, ибо это были владения эльфов, и здесь не любили
чужаков.
Несомненно, таинственная певица была
эльфом. Скорбь и нежность, любовь и отчаяние, величие и гибель
сплетались воедино в дивной мелодии, растекавшейся по лесу.
Прислушавшись, можно было различить отдельные слова в звенящем
напеве, подобном песне моря и шуму прибоя, и слова тоже, конечно,
были эльфийскими.
На тропе мелькнула серая тень.
Появилась на миг и исчезла. В любом другом месте её можно было
принять за обман зрения, случайное видение, игру света. Но здесь, в
землях эльфов, любое видение было неспроста.
И вот теперь лучи солнца, пробившись
сквозь пелену свинцовых облаков, высветили на тропе высокий силуэт
белокурого эльфа.
Он и вправду был похож на бесплотный
призрак, так легко и бесшумно скользил средь кустов и стволов
деревьев. Даже мягкий ковёр мха не пригибался под его ногами.
Эльф шёл не спеша, временами
останавливался, прислушиваясь. Он шёл на звук эльфийской баллады, и
сердце его сжималось в груди и стонало как раненый зверь. Всё было
в этих звуках – всё, что было дорого ему; всё, что он любил, что
лелеял и боялся потерять…
Неземной печалью наполнилась душа
эльфа Эктавиана и рвалась умчаться прочь. Прочь, за Море – туда,
где лишь безмятежность и покой.
Шелест листвы, эльфийские баллады,
свет звёзд и улыбки друзей, любовь и разлука, и плеск солёных волн,
и стоны чаек – всё это было в печальной и горькой песне, светлой и
гибельной одновременно.