ХЭ. Однотомник.
Часть 1. Маша
Глава 1. Ненужная дочь
В квартире дубак. В щели, размером с палец, деревянных оконных
рам, неимоверно сквозило. Но Маша, натянув на костлявое тело джинсы
и растянутый старый свитер, все-таки села на подоконник.
Стрелка настенных часов громко
щелкнула. Пять часов вечера. До прихода родителей около часа –
успеет покурить и возможно, перекусить.
Внизу у подъезда сплетницы. Чешут
языками, жадно обсуждая ее семью, которую семьей язык не
поворачивается назвать. Так, оболочка. Она сама по себе, мать и
отец – сами. Они дружат с сорокоградусными парами спирта, с
трехзвездочным портвейном, с килькой с вылупленными глазами,
утопленной в томатном соусе, словно в крови, с собутыльниками,
которые сменяют друг друга как настенные листы календаря. Каждый
день новые. А она, дочь, у них одна. Всегда. Но они об этом давно
уже забыли.
Чиркнула по коробку. Запах горящей
спички. Затянулась. Никотиновый дым плывет вокруг бледного лица.
Приходится жмуриться. Глаза карие – вечно круглые, словно застывшие
в изумлении от этой жизни, слезятся. А снизу слышны голоса
соседок.
- Они венчались. А все одно –
живут во грехе.
- Да ты что! – пожилая женщина с
короткими волосами, бывшими когда-то явно седыми, но сейчас
выкрашенными в красный цвет, наигранно всплеснула руками.
И не надоело им? Десятый, а то и
сотый раз, по кругу одно и то же.
Маша грустно усмехнулась,
прислонилась лбом к стеклу. От дыхания образуется бесформенное
запотевшее пятно. Стирает его, нервно покусывая губы.
- Я и говорю, венчанные! –
вскрикнула соседка Маши с третьего этажа. – Венчанные!
Оглохнуть бы, да второй этаж – и
видно хорошо, и слышно отлично. Жаль только слушать приходится про
себя же и свою семью. Противно.
- А что за грехи то? – малиновые
волосы вся подобралась от интереса, сжалась, превратившись и без
того худой дамы в сухую маленькую старуху. Одни уши и видать.
- Так они когда-то, раньше, -
соседка махнула рукой в сторону, показывая жестом, что давно,
далеко и не правда, - хорошо жили. Ну как все – ни больше, ни
меньше, а как к зеленому змею пристрастились, так и началось.
- Что началось? Что за змей такой? –
спохватилась вторая дама.
- Ты как будто вчера родилась! – обе
одновременно цокнули, первая от возмущения, вторая от обиды.
Маша усмехнулась, снова затянулась,
закашляла – крепкий красный бонд – отец курил только такие. На
улице пасмурно, начинает темнеть. Она уже видит своё отражение в
стекле – темные глаза, плотно сжатые губы. Кажется, они на пол
лица. «Маша, у тебя красиво очерченный рот» – любила повторять ее
учительница английского в школе. С пятого по девятый класс она
говорила ей одно и то же.
- Мишка то сварщик на нефтезаводе,
хорошо зарабатывает, квартиру вот эту от работы получил, а Аннушка,
жена его в десятой медсанчасти всю жизнь врачом проработала, а
сейчас медсестрой бегает, разжаловали. Ее говорят, хотели уволить,
уж больно выпить она любит, да пожалели, ребенок все-таки у них. И
на что оно им, пьянь эта – не пойму!
- А грех-то где?
Обе сплетницы замолчали.
- А это тебе не грех?! – вскрикнула
жительница ее дома. – Пить почем зря, а ребенка на произвол судьбы
бросить, это тебе не грех? Ей пятнадцать…или семнадцать, не помню
точно, скорее пятнадцать.
- Семнадцать…– лениво прошептала
Маша.
- А она уже сама по себе, того и
гляди принесет им в подоле, а в квартире срам и смрад!
- В подоле! Вот еще! – Маша
недовольно скривилась, а сплетница все продолжала:
- Школу прогуливает, до ночи гуляет
где-то, ходит как оборванка, вечно холодная и голодная.
Маша порывисто выдохнула:
- Сама ты холодная!
- А в доме проходной двор! Пьянь
одна к ним в квартиру идет, мужики всех возрастов! И кем она
вырастет? Кто знает, что там у них происходит?