― Мой маленький, хорошенький, сладенький, ― приговаривала молодая женщина, укладывая малыша спать.
Ребенок хлопал сонными глазками, посматривая на мать. Он переворачивался с боку на бок и никак не хотел засыпать. Малыш то перебирал маленькими ручками свои пальчики, то трогал мать за нос, губы, веки карих глаз.
– Ну, что ты, мой хороший, засыпай скорей, ― шептала женщина, поглаживая белобрысую головку ребенка.
В комнате пахло грудным молоком, свежеиспеченным хлебом и легким, едва уловимым запахом парфюмерии. Приглушенный свет торшера растворял темноту вокруг кровати, создавая невидимую, непроницаемую сферу домашнего тепла и уюта.
Наконец малыш уткнулся женщине в грудь и, чмокая губками, стал засыпать. Она продолжала гладить ребенка по голове, посматривая в холодную темноту окна через узкий промежуток между шторами. Там виднелись огоньки окошек дома на соседней улице, темные силуэты деревьев в свете тусклых уличных фонарей. По неподалеку расположенному шоссе с набегающим и удаляющимся рыком двигателей проносились машины. Время от времени с улицы доносились приглушенные голоса. Но только здесь, в комнате, царили уют и покой, теплый свет торшера и спокойный сон женщины и ребенка.
* * *
Широкий просторный проспект протянулся на многие километры, раздвинув дома, парки и улицы далеко в стороны, наполнив свое пространство дорогой с летящими куда‑то автомобилями, высокими деревьями, мощеными тротуарами, воздухом и солнцем.
Валсур и Ригсо прогуливались неподалеку от главного корпуса университета, коротая время между учебными парами.
– Меня физик этот совсем замучил! ― пробубнил Валсур. ― Завалил факультативами и всякими дополнительными заданиями. Говорит, если не буду все усваивать, то не поставит зачет.
– Не унывай! Ты же у нас умный, ― успокаивал его Ригсо, ― выучишь все и сдашь эти экзамены.
– Ага, сдашь тут! Профессора заучат до смерти.
– Не заучат. Ты делай все вовремя, вот и все.
– А ты все делаешь вовремя?
– Я стараюсь! ― утвердительно кивнул Ригсо. ― Мне по моей специальности, пропустишь сдачу тестов, проверочных работ и зачетов и считай пиши пропало ― бери академ! Медицина ― это не шутки, ― важно добавил он.
– Хм, ― Валсур уставился куда‑то в пространство.
– Ну, что ты? ― Ригсо потрепал его по плечу. ― Ты же у нас физик, математик, естествоиспытатель и инженер. У тебя все получится!
– Полу-у-учится, ― иронично протянул Валсур и усмехнулся.
– А у тебя вообще долги по предметам есть? ― спросил Ригсо, взглядом провожая проезжающие по дороге машины.
– Нет, ― ответил уверенно Валсур.
– Вот видишь, а ты распереживался! ― сказал Ригсо. ― Скоро сессия и все ― каникулы!
– Условно.
– Почему условно?
– Потому что с военкой какие‑то проблемы намечаются.
– Да ладно! Здесь поподробнее, ― с удивлением посмотрев на друга, спросил Ригсо.
– На военную кафедру приходил офицер и сказал, что надо ехать на военные сборы.
– Подожди! Военные сборы проходят после четвертого курса, а ты только третий заканчиваешь. Какие могут быть сейчас сборы?
– Наш преподаватель по военному направлению сказал, что придется ехать этим летом в добровольно-принудительном порядке, больше принудительном, ― проговорил с грустью Валсур.
– А по какой специализации? ― после минутного раздумья спросил Ригсо.
– Инженерно-техническое сопровождение боевых подразделений, ― с нотками гордости ответил Валсур, ― а также консультация личного состава и ремонт оборудования и техники. ― Его карие глаза заблестели, а черные волосы, казалось, вздыбились.
– Понятно! ― пнув носком ботинка камешек, сказал Ригсо, он проводил взглядом камешек, который, отскочив от бордюра, улетел в цветочную клумбу. ― А мне все одно ― медицина: и в мире, и на войне медицина. Кто‑то сказал, что врач ― это тот, кто может починить человека.
