1
И месяц светит, коли солнца нет.
В прежние времена существовало множество деревень и забытых сел, в которые не то, что нога нашего дорогого чиновника, но и копытце исхудавшей лошади скупого перекупщика не ступало по целому году. Жизнь та текла совсем по иному руслу, нежели в ваших городах, а случись такое, что занесло вас ненароком в такую степь, так поначалу ничего и не уловите. Так и задавались бы вопросами: что и отчего, почему эдак, а не так и с непониманием хлопали глазами. По-иному был быт в тех краях: и лед там брали с озера, размораживали и пили такую воду сырой, и еда там была натуральная: ешь мясо или огурцы и даже не задумываешься, а съедобное ли это, либо с примесью, потому как все свое, выращенное своими руками. Но важней всего то, что живешь там с людьми бок о бок и не запираешь дверь в свою избу. А так зачем же такое делать, от кого же там прятаться, кого же там бояться? Людей? Э, нет, это не дело, незачем человеку другого человека бояться, незачем людям вообще жить в страхе.
Так, захочет сосед, оболтус этот (все не хватает ему ума своим добром нажиться), взять у тебя грабли и убраться в своем дворе. Так пусть и берет, но только с возвратом, разумеется. Сломает зубцы, сам пусть ищет материал и вставляет заново, а так пусть берет себе на здоровье, жалко разве? В иной раз приспичит позвать соседа сено вывозить на телеге, неужто откажет? Обязательно ответит добром, а вот если бы зажал в свое время грабли и отказал тогда ему, вот он бы и подумал, стоит ли спину надрывать под твоими копнами, или лучше дома отлежаться.
Своеобразный быт в деревне: не волками были люди друг другу, а земляками, земелями. Взять, для примеру, случившееся одной зимой с Петром Кононовым, мужиком, по сути, ничем и не примечательным, но со своей особенной изюминкой. С какой? А много ли вы, уважаемые читатели, знаете охотников-гармонистов? На охоту вместе с ружьем всегда гармошку свою заклеенную брал и начинал охотиться по своему методу. Спрячется в кустах и давай наяривать, чего-то там начнет перебирать пальцами, и, как по заказу, сразу слетятся на музыку утки, сядут себе на водоем. Так и будут сидеть, слушать, да покрякивать. Во как! Не могли они понять, чего это там в кустах шумит, подплывали поближе, а Петр выжидал до нужного момента и потом палил. Штуки три, а то и все пять таким макаром брал. Удивлялись мужики, одалживали у него гармошку ту, тоже садились песни играть в кустах, но ни к кому утки не подлетали. Видать, свой подход был у Петра, никем не разгаданный. Ну, так вот, закончилось к зиме у него сено, нужно было второй стог привозить, что по лету на сенокосе застоговал. Одолжил он трактор у бригады, приготовил свою солярку и поехал. Ждали его к полудню, к повечерью жена забеспокоилась, стала бегать по деревне, упросила бригаду завести остальные трактора и выехать на поиски. Вся деревня всполошилась, запрягли лошадей, по десять человек на телегах поехало. Подъезжают люди к сенокосу и видят, что справа, на развилке у ручья стоит свежепоставленный стог, да такой огромный, что верхушку по темноте не видели. Стали гадать чье, вроде бы ничейным было, вот и стали раскапывать, разбрасывать сено. А как раскопали, так и увидели, что перевернулся, оказывается, Петров трактор, а стог на себя закинул, вот и не видно его было снаружи. Вытащили кое-как Петра, растормошили, затерли спиртом и в деревню увезли. А на следующее утро снова пришли к сенокосу, собрали раскиданное сено по телегам и увезли к его двору. Вспоминают мужики, что если бы не пошли по темноте искать Петра, так до утра бы он уже окочурился. Вот так, а трактор тот долго стоял в гаражах на ремонте, всю кабину согнуло ему, никак не могли его завести. Вот в таких мелочах и просвечивается отношение к своему и чужому в тех краях, давно бы деревня померла, если бы не было так.
