„Есть два пути избавить вас от
страдания: быстрая смерть и продолжительная любовь.“
Фридрих Ницше
Глава 1
Максим
Она курит в открытое окно, изящным жестом стряхивая пепел в
пузатую бронзовую вазу с уродливой трещиной по середине. Агния
купила ее в антикварной лавке в Милане за тридцать евро. Три года
прошло, я до сих пор дословно помню, что она тогда сказала:
«Искусство рождается там, где исчезает гармония».
Теперь в разбитой вазе исчезает пепел и окурки ее сигарет. И
никакого искусства в этом нет. Но я вижу его в ней самой, когда она
стоит ко мне спиной. Окутанная предрассветной розоватой дымкой,
обнаженная, босая и задумчиво-отрешенная. Агния Данилова для меня
не просто женщина, с которой я периодически сплю. Она — искушение,
вызов и настоящее проклятие для любого мужика, осмелившегося
забраться в ее постель.
Приподнявший на подушках, я любуюсь тем, как темно-каштановые
волосы ласкают хрупкие плечи и густой волной струятся до середины
спины, затем прохожусь взглядом по тонкой талии, подтянутым
округлым ягодицам с россыпью крошечных родинок и с сытым
удовольствием залипаю на длинных стройных ногах. Пять минут назад
они отлично смотрелись на моих плечах, но в тот момент я не мог
оценить в полной мере их совершенство, потому как постигал острые
грани наслаждения. Плавных с ней не бывает, но, наверное, поэтому я
за три года отношений ни разу не взглянул на другую.
Нащупав под подушкой телефон, я навожу фокус и делаю с десяток
кадров. Не удержался, хотя знаю, что она не любит, когда ее
снимают.
— Сотри немедленно, — в хрипловато-чувственном голосе звучит
усталость.
— Ага, — согласно киваю, но мы оба понимаем, что я этого не
сделаю.
В моем телефоне сотни ее фотографий и еще столько же в
зашифрованной папке в ноутбуке. Иногда мы просматриваем их вместе,
после чего Агния каждый раз просит меня удалить все до единой. Но я
уверен, на самом деле она хочет обратного. Ей нравятся мои работы
вне зависимости от того, кто находится в кадре.
— Ты помнишь, что в эту пятницу у нас с мужем юбилей? — затушив
сигарету, она закрывает окно, и развернувшись, вопросительно
смотрит мне в глаза.
Хотел бы я забыть. И об ее муже, и о чертовом юбилее, где мне
придется несколько часов подряд наблюдать за семейной
псевдо-идиллией. Меня дико раздражает этот постановочный фарс,
повторяющийся из года в год и по особым праздникам.
— Кира тоже будет? — сухо спрашиваю я.
— Разумеется. Соберемся, как обычно, вчетвером. Матвей
приготовит карпа на гриле. Посидим в беседке в саду. Если хочешь,
можешь остаться на ночь, — Данилова грациозно приближается к
кровати и, наклонившись, подбирает с пола кружевные трусики и
бюстгальтер. Пока она одевается я смотрю на ее красивую налитую
грудь с крупными темными сосками, ощущая, как стремительно тяжелеет
в паху.
В этом году Агнии исполнилось сорок два, но ее подтянутое тело
не уступает формам двадцатилетних моделей, периодически позирующих
мне во время съемок в стиле ню. Она выглядит максимум на тридцать
пять, у нее божественная фигура, бархатистая кожа и практически нет
морщин, за исключением тоненьких паутинок в уголках глаз. Секрет ее
неугасаемой молодости прост и состоит из трех компонентов: спорт,
хорошая генетика и пластическая хирургия. В качестве четвертого
можно добавить качественный регулярный секс с молодым
любовником.
— Кира тоже останется на ночь?
— Понятия не имею, — равнодушно бросает Агния, застегивая молнию
на узкой юбке, которую достала из-под кровати. — Кстати, я отменила
твой авиабилет в Париж на субботу, — протянув руку за свисающей с
изголовья блузкой, добавляет она. — Со мной полетит Матвей.
Я зависаю, переваривая услышанное. Это дурацкая шутка? Какого
хрена на мою выставку в Париже с ней летит Матвей? Ладно, пусть не
полностью мою, а всего лишь на десять процентов. Из головы вылетело
точное число моих работ, получивших возможность украсить стены
одной из самых крупных арт-галерей Парижа. Тем не менее автор
тридцати из них стопроцентно я. Поэтому — да, свое присутствие на
открытие выставки считал само собой разумеющимся.