Почтовый ящик
Так-так-так-так-так! Давайте-ка посмотрим, кто это тут у нас… Ага!
Ник Шелби, иллюстратор-фрилансер, работающий на Марвел Комикс, ДиСи и ещё пару-тройку менее известных издательств, едет к почтовому ящику. Но спроси Ника – и он не скажет, когда решился на это. Может, когда врач говорит, что шансы на благополучный исход равны нулю. А может, когда смотрит, как желтоватая жидкость капает из трубочки, закреплённой на затылке его пятилетней дочери (кап-кап-кап) вниз, в стоящий под кушеткой контейнер. Ник думает, что если так пойдет и дальше, то мозг Бельчонка высохнет, как сердцевина в старом грецком орехе и когда он понесет её домой (ведь он же понесет её, да?) будет шуршать у неё в голове.
Но вернее всего, он знает, что отправится в дорогу, когда кладет лорину ступню на носилки. Ему кажется, что это ужасно несправедливо, оставить жену без ступни – ведь вторую ногу, оторванную по колено, он так и не смог отыскать. Террорист-смертник в одно мгновение превратил картинку «Молодой успешный художник и его семья на воскресной прогулке» в паззл, а собирать паззлы Ник никогда не умел.
После того, как скорая увозит сначала Бельчонка, потом Лору, он ещё некоторое время шатается по площади, в надежде отыскать конечность, но без особого успеха —полицейские ограждают место происшествия и не пускают туда никого кроме врачей и людей в штатском с серьёзными лицами. Поэтому Нику остается только отправиться госпиталь. Так он и поступает. В госпитале он вместе с другими родственниками, сначала долго сидит на пластиковом стуле, с расшатанной спинкой (их разметили в конференц-зале, чтобы они не мешались под ногами), пока медсестра с бледным лицом и синими кругами под глазами не отводит его в кабинет. В кабинете, по размерам чуть больше встроенного плательного шкафа, Ника ждет врач. Он тоже бледный, только вместо кругов под глазами у него мешки.
– … никакой одежды, – говорит врач и пристально смотрит на Ника, словно старается передать ему тайное знание.
– Одежды? —переспрашивает Ник, и внутри него зажигается свет – рисуя комиксы он изображает подобный момент в виде звезды над головой персонажа и словом «пам!» – яркая лампочка. Никто ведь не станет говорить об одежде, если всё плохо? – У нас полно одежды. Я привезу сорочку или пижаму…
– Надежды, Ник, – терпеливо повторяет врач и подается вперёд, словно хочет похлопать Ника по плечу, но в последний момент передумывает. – Никакой надежды. Попрощайтесь с женой и дочкой. Подержите за руку. Скажите им всё, что хотели сказать. У вас есть пара часов. Не больше.
Свет гаснет. Лампа перегорает. Тут уместнее всего будет смотреться чёрный прямоугольник, символ неизбежности и отчаяния. Никаких звезд, никаких текстовых баллонов со звуками или словами – просто чёрный прямоугольник, обозначающий конец. Ник кивает, встает со стула и выходит из пропахшего лекарствами кабинета. Он не поднимается на второй этаж, где подключенная к аппарату лежит его жена Лора. Не поднимается он и на пятый этаж, к Бельчонку, что угасает тихо (кап-кап-кап), будто звезда на утреннем небе. Нет, он идёт прочь, по длинному заставленному каталками коридору. На каталках лежат люди и кровь запеклась на них, словно глазурь. Люди кричат и Ник старается пройти мимо как можно быстрее. Для этих людей ещё есть надежда. Её нет у тех, кто лежит тихо и чей мозг потихоньку стекает в стоящий под кушеткой пластиковый ящик.
Ник сворачивает направо и попадает в приемный покой Королевского мемориального госпиталя (здесь тоже каталки, глазурь и вопли), похожий на филиал ада. Он выходит на забитую машинами стоянку и ищет свой автомобиль. Ник обходит стоянку дважды, лавируя между подъезжающими и отъезжающими реанимобилями, прежде чем ему приходит в голову, что он мог припарковаться на Уайтчепел-роуд, перед фонтаном. Он идет туда и находит свой Форд, зажатый между фургончиком по доставке пиццы и синей Воксхолл Корса. Корса стоит слишком, слишком близко и он с трудом приоткрыв дверь, протискивается в салон.
