Небольшой парк, с памятником Достоевскому, хмуро взирающим на разбитую урну между лавочек, отделяет спальный район от студгородка Окольского гуманитарного университета. Фонари на столбах горят через один, вырывая из темноты кусочки аллей. Иногда какая-то лампочка быстро замигает и потухнет, а другая зажжется, открывая новый участок ночного лабиринта. А если стать спиной к каменному Фёдору Михайловичу, и посмотреть немного вверх, то за размашистыми кленами и тополями, укутанными хлопьями пуха, можно увидеть редкие огни общежитий. Большинство студентов разъехалось по домам, задержались лишь злостные прогульщики что готовятся к последней пересдаче, да старшекурсники, оставшиеся на летнюю практику.
По гранитному постаменту писателя скользнула тень. Вскоре, через освещенный участок дорожки на выходе из парка пробежал человек. Исчезнув в темноте, бегун возник снова, у следующего фонаря дальше по улице. Растрепанные волосы, помятая футболка, шорты на худощавом теле и шлепанцы на босую ногу выдавали в нем студента. Стас Мельников успешно закрыл сессию и завтра его первый день стажировки в «Новом Дне» – местной газетенке, много лет принимавшей в свои ряды молодых отпрысков факультета журналистики. Парню самое время гладить парадную рубашку и ложиться спать, а не нестись сломя голову по ночным улицам, будто за ним гонится сама смерть. Тем более, что ни по пустым коридорам общежития, ни в темном парке, ни на проспекте Маяковского, куда свернул Стас, чуть не угодив под колеса черного седана, – никто его не преследовал.
Но Стас не просто верил, он точно знал, что умрет ровно через шесть минут. Доказательством тому был его сосед по комнате, с которым они весело общались меньше четверти часа назад, и чей труп теперь медленно остывает перед мерцающим экраном ноутбука. Не сбавляя скорости, Стас посмотрел время на телефоне, выругался, простонал сквозь зубы. Скинул шлепки, норовившие слететь всю дорогу – это помогло ускориться несмотря на впивающиеся в стопы мелкие камни.
Осталось пересечь кольцевой перекресток, за ним ещё метров триста, и он будет в безопасности. Наверняка там безопасно, где же ещё можно спастись от этого. Сияющие золотом при свете дня купола и кресты церкви ночью едва выделялись темным силуэтом под хмурым небом. Стас буквально впечатался в церковные ворота, а увидев увесистый замок стал изо всех сил трясти металлическую решетку.
– Э-э-й! – его крик, пронзивший тишину, срывался от страха и отдышки. – Откройте! Помогите!
Лязг метала и надорванный голос сделали своё дело – в маленьком домике на территории храма зажегся свет. Двери дома открылись, на порог, кутаясь в бирюзовый халат, вышел священнослужитель. Мужчина лет пятидесяти, с черной ухоженной бородой, с опаской всматривался в темноту, не решаясь ступить с низенького, деревянного порожка.
– Кто там? Чего случилось?
– Помогите, впустите меня! – Стас не переставал колотить по железной преграде. – Мне в церковь нужно!
– Так закрыта уж церковь! Ночь ведь на дворе. Что стряслось то?
Надеясь, что ночной посетитель не привел дружков-вандалов, и оглядываясь по сторонам, священник всё же направился к воротам, по пути спешно перекрестившись.
– Пожалуйста, откройте, – не переставал тараторить Стас, – меня что-то хочет убить, не знаю призрак, или демон… Это из-за видео, мой друг уже умер, спасите – впустите в церковь!
– Да что за глупости, успокойся! Нет ничего такого, и быть не может. Могу полицию тебе вызвать, но в храм не пущу!
Батюшка всё ещё не знал, чего ожидать от парня, казавшегося сумасшедшим. Он даже подумал, что это может быть глупая шутка или, как сейчас модно говорить, пранк, и уже собирался прогнать наглеца, как тот совершенно неподдельно упал на колени и заплакал.