Векшица

Тьма обволакивает и сжимает пространство. Воздух тяжелеет, становится почти осязаемым – дрожит и вязнет. Движения даются скованно, под ногами скрипят половицы. Бледные стопы утопают в сырой могильной земле, разбросанной по деревянным доскам. В носу застревает сладковатый дух гниющей листвы и перебродившего компоста. Под озябшими пальцами шевелятся черви. Гнилая вонь наполняет легкие, и к горлу подступает тошнота.

Девушка в белоснежной сорочке с длинными распущенными волосами медленно движется в темноте. Сквозь марево, ведомая наваждением вглубь старой промерзшей избы. Мимо закопченной печи, тысяч красных глаз, выглядывающих из обглоданных щелей, через мертвенный холод, все ближе и ближе к деревянному гробу, внутри которого неподвижно лежит женщина. Бледный саван свисает до пола, красный бархат выглядывает изнутри. Тонкая кожа обтягивает острые кости, а черные впадины глаз закрывают железные потемневшие монеты.

Двигайся ближе.

Дыши глубже.

Смотри внутрь.

Ветви гулко стучат по ставням. Ветер завывает сквозь щели. Паутина цепляется за волосы. И чем ближе тонкая фигура еще живой, трепещущей, словно муха в паутине, девушки, тем явственнее видно, как бесчувственная грудь покойницы слегка колышется. Словно делает неровный вдох.

Из темноты тянется морщинистая рука. Тонкие пальцы касаются плеча, и…

«Станция Восток» – оповещает громкоговоритель, и я вздрагиваю от грубого прикосновения. Женщина в возрасте удивленно моргает и протягивает маленький тряпичный кошелечек с яркими узорами.

– Девушка, вы обронили.

Я неуверенно осматриваюсь и с облегчением выдыхаю. В последнее время мне часто снятся кошмары. Не думала, что и в шумной электричке мне не найти покоя от тревожных снов. Женщина все еще тянет мне свою находку, и я, кажется, слишком резко забираю.

– Видимо, крепко спали. Дергались. Вот он и выпал.

Поднимаю рюкзак, чтобы положить туда потерю, но одно неловкое движение, и все содержимое высыпается на пол. На весь вагон раздается звон монет. Измученно чешу лоб и опускаюсь собрать пожитки. Благо здесь немного: паспорт, папка с документами, деньги, чехол от наушников, провода. Женщина помогает, и я смущенно улыбаюсь, чувствуя, как заливаюсь краской со стыда. Какая сердобольная. Вагон сотрясает о рельсы, и стук колес отзывается болью в голове.

– Спасибо, – выдавливаю из себя и быстро возвращаюсь на лавку.

Женщина мягко улыбается и отсаживается. А я отворачиваюсь к окну. Последнее время со мной постоянно происходят стремные ситуации. И конца и края этому нет.

Электричку покачивает на рельсах. В вагоне почти никого, редкие фигуры рассредоточены по сиденьям. Октябрьское солнце лижет лицо. Мимо проплывают деревья и бескрайние поля, маленькие домишки, чей-то быт. Но мои мысли снова и снова возвращаются к жуткому сну. В носу все еще чувствуется запах ладана и дыма.

«Безенчук» – о, это моя. Вскакиваю, достаю из-под сиденья небольшой чемодан и вливаюсь в живую очередь. Люди тяжело переминаются с ноги на ногу, кто-то недовольно кряхтит. Двери с шумом распахиваются, а я только и жду, как вдохну свежий воздух и выберусь из этого душного вагона.

– Мария Андреевна?

Нейрохирург Анна Коропольцева уже давно ведет практику и знает не понаслышке о реакции больных на своих болезни. Вот и теперь она выглянула из своего кабинета, размышляя о том, какой реакция будет сегодня.

В коридоре сидела худенькая девушка, на вид младше своего возраста, очень бледная и напряженная. Под ее глазами темные круги, губы искусаны до крови, волосы неаккуратно собраны в хвост.

– Это я.

– Как вы себя чувствуете?

Врач неторопливо возвращается в кабинет, приглашая за собой. Садится на уже ставший родным стул со спинкой и пролистывает медицинскую карту.